И, словно бы по сигналу, словно бы упоминание
о бассейне оказалось неким волшебным словом, перед ней поплыли-заклубились
картины, от которых бросило в жар.
От стыда, конечно. А от чего же еще? Хотя…
еще, например, от приятных воспоминаний…
Ладно, замнем для ясности.
– Да, – продолжал тем временем
Нестеров, который крутил себе баранку и знать не знал о том, что на соседнем
сиденье чуть не сгорел со стыда человек. – Дело в том, что я не случайно
оказался одновременно с ним в «Юбилейном». Толиков меня нанял и привез как
охранника, хотя проку от меня после ранения было еще маловато. Просто он знал
об одном старом деле, в котором косвенно были замешаны и он сам, и Юровский, и,
как это ни странно, наш знакомый миллионер – Холстин, и еще один человек… Я в
том деле никак не участвовал, за что Толиков меня и зауважал на всю оставшуюся
жизнь. В его восприятии я ассоциировался с этакой надежной и непоколебимо
принципиальной скалой. С тех пор скала, конечно, изрядно пошатнулась и
покрылась трещинами, однако Толиков пребывал в убеждении: теракт был направлен
против Юровского, а вовсе не против меня, Юровский был убит не случайно, а
сознательно. Кем, за что, почему – он молчал, намекал только на какие-то темные
обстоятельства в жизни Юровского. К сожалению, все это так и осталось в области
непонятных намеков. Я вчера провел день в Нижнем – пытался непонятки прояснить.
Задал много вопросов, но ответы узнал далеко не на все. Сегодня надеюсь
получить остальные. Для этого мне надо встретиться с одним человеком, с которым
мы вместе работали, потом расстались, но который тоже был связан с тем старым
делом. Точнее, с делом Сергея Лютова. Именно о нем упоминал нынче ночью
Холстин, помните?
Алена кивнула, чувствуя, как пожар в ее щеках
снова начинает разгораться.
Да хватит краснеть! Вам не к лицу и не по
летам, девушка, пора, пора вам быть умней!
Надо думать о деле, о деле, а не о теле – в
смысле, не о своем грешном теле.
Нестеров рассказывает потрясающие вещи. Надо
сделать все, чтобы прилипнуть к нему на целый день, чтобы вместе с ним узнать
ответы на все, на все вопросы, о которых он говорил. И даже если он не найдет
злоумышленницу в черной футболке с оранжевой надписью «Юрмала», никто не
помешает обнаружить дамочку Алене Дмитриевой – на страницах ее очередного
детектива… А для изображения обломков собственного сердца авторши там останется
совсем немного места: как раз столько, сколько нужно, чтобы придать
повествованию определенную пикантность.
А кстати, как быть со сценой в бассейне? Вот
уж где пикантности хоть отбавляй!
Гос-с-поди, как все это можно описать, ка-ак?!
Но…
Любовные сцены всегда были сильной стороной
романов писательницы Алены Дмитриевой. Надо полагать, будут и впредь…
И тут вышеназванная писательница клюнула носом
вперед, потому что Нестеров резко затормозил, а она, само собой, так и забыла
пристегнуться.
– Ну что? Вот эта улица, вот этот дом… А
где ж эта девушка, которая, очень может быть, еще жива, а очень может быть, уже
и нет? Как предлагаете ее искать?
Алена молчала, разглядывая облезлую,
вылинявшую многоэтажку, стоящую, такое впечатление, не на окраине Сормова и
Нижнего Новгорода, но и вообще на задворках цивилизации. Полуобвалившиеся
стены, висящие на одной петле двери подъездов, грязный двор… Какие-то мрачные
заросли поднимались за домом, оттуда отчетливо несло помойкой…
Захотелось убраться отсюда как можно скорей,
но теперь уж обратной дороги точно не было.
– Вот если бы я работал сейчас как
официальное лицо, – пробормотал Нестеров, – я мог бы запросить в домоуправлении
список жильцов…
– Но мы не знаем фамилии Лены, –
перебив его, напомнила Алена.
– Список жильцов, – упрямо договорил
Нестеров, – с указанием года рождения женщин. Выбрали бы подходящих Елен,
проверили бы их квартиры. Вот и все! Но это возможно только официальным
порядком. Я не имею права обратиться в домоуправление, на запрос нужна особая
санкция от начальства. Придется действовать старым методом: подойти вон к тем
мамашам, которые в песочнице с детворой своей возятся, и попытаться их разговорить.
Давно проверено: бабули на лавочках и мамаши в песочницах – самые ценные
свидетельницы и просто кладези информации!
Алена поглядела на преждевременно раздобревших
молодушек (каждая была примерно в два раза моложе, но и в два раза толще ее) и
презрительно сморщила нос.
– Скажите, а начальник городского
следственного отдела УВД может помочь нам получить информацию из
домоуправления?
– Муравьев-то? Конечно! Только мне до
него далеко, как до луны! – засмеялся Нестеров.
– А мне немного ближе, – скромно
призналась Алена.
Она достала свой мобильный, нашла в телефонном
справочнике номер и нажала кнопку вызова.
– Вы что, серьезно Муравьеву хотите
звонить? – недоверчиво воскликнул Нестеров. – Да он с вами даже не
станет… – И осекся, повинуясь сердитому жесту Алены.
– Приемная Муравьева, – раздался в
трубке приветливый девичий голос.
– Здравствуйте, Анечка, это вас беспокоит
Алена Дмитриева. Можно услышать Льва Ивановича?
– Алене Дмитриевой можно все, –
хихикнула секретарша, с которой у нашей писательницы были замечательные
отношения, несмотря на то что знакомство их было сугубо телефонным. Полная
противоположность отношениям писательницы с самим начальником следственного
отдела, которого Алена терпеть не могла, и тот отвечал ей полной, полнейшей
взаимностью.
– Лев Иванович, здравствуйте, это… –
начала она, когда в трубке раздался бас Муравьева, однако, как и следовало
ожидать, была бесцеремонно прервана:
– Мне докладывают, с кем соединяют. Так
что я уже осведомлен о нежданно привалившем счастье. Что нужно? Опять от пуль
вас прикрывать? Или с кичи вынимать?
