Надо сказать, наша героиня в последнее время
была весьма озабочена тем, как выглядят ее ровесницы и дамы постарше.
Неприметно, но придирчиво озирала она их и сравнивала… как правило, не в их
пользу.
Так оно и было на самом деле, но это детали, к
нашему повествованию не относящиеся.
К тому же Лариса была хоть и не толстуха
вроде, к примеру сказать, слоноподобной Леониды Леонтьевны, но вся кругленькая,
пышненькая, сдобненькая. Пухлые щечки изобличали в ней любительницу сладкого и
мучного, а припухшие веки – любительницу кушать это сладкое и мучное на ночь,
да еще запивая чашками и чашками чая. А то и стаканами. Или, как у нас обычно
водится, бокалами!
Одета была Серебрякова в красный ситцевый
сарафан. Она стояла на пороге квартиры, и откуда-то изнутри, из-за двери, пахло
сладко-сладко, клубнично-клубнично…
– Извините, – сказала Алена,
потупляя глаза и впрямь чувствуя ужасную неловкость, – мы… нам нужен
Вадим. Нельзя ли его повидать?
Был один шанс из ста, что Вадим окажется дома.
Случаются, конечно, такие невероятные попадания, однако не на сей раз, к счастью.
– Вадима? – переспросила его мать с
безмерным изумлением. – А вы… кто?
– Мы его знакомые, – развязно
ответила Алена. – Вчера были вместе на помолвке Ирины, ну и договорились
сегодня встретиться с Вадимом. А он не пришел. И сотовый его не отвечает. Но он
нам назвал адрес, вот мы и решили узнать, что с ним случилось, не заболел ли
он.
Нестеров стоял рядом, то и дело кивая, и
каждым кивком скреплял, словно цементом, всю эту гору неуклюжих камней,
нагроможденных в гору лжи.
Лариса Серебрякова поглядела сначала на Алену,
потом на Нестерова и опустила свои необыкновенные глаза:
– А, понятно. Нет, его нет дома, и я
ничего о нем не знаю.
И взялась за ручку двери, явно давая понять
незваным гостям, что пора и честь знать, не то варенье пригорит.
– Ну, ладно… – со вздохом сказал
Нестеров, – вы нас, Лариса Владимировна, извините… Вообще-то, мы никакие
не приятели Вадима, я из милиции, а девушка… моя напарница.
– Да я так и подумала, – теперь уже
без тени удивления кивнула Лариса. – Как только вы начали городить всю эту
чушь, я так и подумала: либо это воры по наводке и сейчас меня будут вязать и
грабить, либо менты.
– Какие-то крайности, – усмехнулась
Алена. – Неужели к вам и в самом деле не могли прийти друзья вашего сына?
Кстати, может, мы войдем?
– Удостоверения покажите, – устало
проговорила Лариса. – А там посмотрим.
Алена хлопнула глазами. У нее в сумке не было
ничего удостоверительного, кроме паспорта и дисконтной карты любимого
продуктового магазина «Этажи». Ни то ни другое не свидетельствовало о ее
принадлежности к сотрудникам милиции. Поэтому она принялась копаться в сумке с
ненужной старательностью, бормоча тонким от вранья голосом: «Да куда ж я его
дела? Неужели забыла?», однако Лариса уже не обращала на Алену внимания: она
держала в руках удостоверение Нестерова и смотрела то на фотографию, то на
самого Нестерова со странным, недоверчивым выражением.
– Так это вы? – выговорила она
наконец. – Это вас заодно с Борькой Юровским подорвали? Читала во всех
газетах. Ну, повезло вам… Дело было сделано туго, завязано крепко, но кто-то,
видимо, за вас молился очень сильно. Она, что ли? – последовал кивок в
сторону Алены, и рот Ларисы горько искривился.
– Вообще-то, мы работаем вместе, –
осторожно сказала изумленная писательница. – И знакомы всего ничего, так
что к тому случаю я совершенно ни при чем…
– Не суть важно! – перебила
Лариса. – Может, ты о будущем своем молилась, чтобы послал Господь
хорошего человека, вот он тебе его и определил, и оберег, чтоб ты его, значит,
получила.
– Вы что, думаете, у меня настолько уж
прямая связь с Господом? – хмыкнула Алена, пытаясь скрыть невольную дрожь,
пробежавшую по спине.
– А ты будто и сама не знаешь? –
усмехнулась в ответ Лариса. – Он тебя строго ведет, но ведет-таки, хоть и
ропщешь ты: того, мол, у тебя нету да этого. А он всего тебе дает ровно
столько, сколько нужно, и именно тогда, когда нужно, а если чего-то получить не
можешь, то не получишь вовек, и это лишь во благо тебе. Понятно? Не набирай
чрезмерно – не унесешь, по дороге растеряешь. Ясно говорю?
Алена чуть ли рот не раскрыла, а потом вдруг
зажмурилась – такой болью отозвались слова: «А если чего-то получить не можешь,
то не получишь вовек, и это лишь во благо тебе…» А вот она хотела, хотела,
страстно хотела, она жизнь бы отдала, чтобы получить то, чего получить не
могла! Значит, невозможность получить Игоря, любовь его – ей во благо? Ничего
себе благо… чуть ли не до разрыва сердца! Врагу такого блага не пожелаешь:
вместо объятий единственного на свете – то случайная постель с каким-то
недовзорванным ментом, то, еще хуже, неистовая аквааэробика с подозрительным
юнцом…
Да ну, глупости все это. Нестеров,
предназначенный ей и вымоленный у вышних сил? Полная чушь. Если Алена о ком-то
и молилась, то об одном только Игоре, ни о ком больше. Молилась, заклинала,
загадывала… Эта Лариса изображает какую-то пифию, вещую сивиллу. А может, она и
в самом деле промышляет гаданием, всякими приворотами-отворотами? А заодно с
энергетикой балуется? Вон как уставилась на Алену, просто-таки впилась глазами!
– Ладно, о своем, о девичьем, вы потом
пострекочете, – раздался голос Нестерова, и откровенное ехидство, в нем
прозвучавшее, было наилучшим средством разорвать ту паутину, которую уже начала
плести вокруг нашей очумевшей от любви героини эта женщина со странными, недобрыми
глазами.
И немедленно Алене стало ясно, что никакая она
не пифия, а просто несчастна до крайности, ну а страдание – оно ведь разменная
монета: сколько получил, столько и другому отдашь. Видимо, Лариса настрадалась
очень сильно, вот и метала ярую медь своей печали направо и налево щедрою
рукою.
– Что вы имели в виду, когда сказали, что
меня заодно с Юровским подорвали? – спросил Нестеров.
– Да ничего, – пожала плечами
Лариса, опуская глаза. – Только то, что сказала. Могла сказать, что его
подорвали заодно с вами. Какая разница?
Разница была, и настолько существенная, что
Нестеров с Аленой с трудом удержались, чтобы не переглянуться. А с этой
женщиной надо держать ухо востро…
– Ладно, проходите, раз пришли. Пойдемте
на кухню, я там варенье варю, а его мешать надо, – сказала Лариса и
свернула налево по коридору, откуда так и наплывали сладкие клубничные ароматы.
