– Что это значит? – тихо сказал
Холстин. – Что это значит?! Кто делал мне инъекции? Она была в шапочке,
лицо прикрыто маской, она все время молчала… У меня и мыслей не было, что это
не Донникова. Я ведь почти все время с закрытыми глазами лежал. Что мне ввели?
Яд какой-нибудь вместо ботокоса? Кто это сделал?! Скажите, Нестеров, вы же,
наверное, что-то знаете, раз примчались сюда как сумасшедший!
– Я знаю, вернее, предполагаю, кто именно
делал вам инъекции, – сказал Нестеров. – Но не знаю, что ввели.
Послушайте, девушка, – повернулся он к даме из регистратуры, которая
отупело таращилась на бесчувственную директрису, – вы можете посмотреть
ампулы и сказать?..
– Нет, я ничего не знаю, я не медик, не
специалист, а только администратор, – зачастила та. – Но я сейчас
приведу другого доктора.
И она выскочила из кабинета, чтобы через
несколько мгновений вернуться с самоуверенной дамой лет сорока в белом халате и
с безукоризненно гладким, просто-таки фарфоровым лицом. Это оказалась
заместительница Донниковой, тоже врач-косметолог. Судя по бейджику на
карманчике, ее звали Светлана Алексеевна Холодова. После серии охов, воплей и
потрясенных восклицаний (что характерно, лицо дамы по-прежнему оставалось
фарфорово-неподвижным, несмотря на бурные словесные изъявления чувств, и Алена
поняла, что перед ней еще одна адептка ботокса) Светлана Алексеевна велела
Холстину лечь на кресло и принялась осматривать его лицо и изучать ампулы,
лежавшие в медицинской кювете. Тем временем регистраторша в соседней комнате
пыталась привести в сознание Донникову.
Наконец Светлана Алексеевна подняла на
Нестерова глаза, и Алена с изумлением увидела на них слезы.
– Понимаете, – прошептала Светлана
Алексеевна, – насколько я могу судить, введен именно ботокс, а не какой-то
другой токсин.
– Слава богу! – с чувством сказал
Холстин. – Но тогда какой смысл…
– Ну, это нам еще предстоит
понять, – перебил его Нестеров и, взяв под руки Светлану Алексеевну и
Алену, повлек их в коридор. – Одевайтесь, Холстин. А я тут… мне нужно
сделать срочный звонок.
Однако никуда звонить он не стал, а отойдя от
двери, за которой одевался Холстин, на порядочное расстояние, припер Светлану
Алексеевну к стенке и спросил:
– Ну? В чем там дело?
– В тех местах, куда был введен
ботокс, – всхлипнула она, – в точках инъекций! И в количестве
препарата!
– И что это за точки, что за количество?
Да говорите же! – приказал Нестеров.
– Понимаете, – тихо, быстро
заговорила Светлана Алексеевна, нервно всхлипывая, – ботокс, вернее
препарат ботулотоксина А, вырабатывается бактериями, которые вызывают ботулизм…
– При чем тут ботулизм? – нахмурился
Нестеров. – Это же пищевое отравление!
– Конечно. Но основным симптомом
заболевания является нарастающая слабость мышц. Ведь ботулотоксин – это белок,
который не переваривается в желудочно-кишечном тракте и, всасываясь в кровь,
попадает в нервные окончания в мышцах, после чего нарушает выделение
нейротрансмитера ацетилхолина в этих окончаниях, это приводит к мышечному
параличу. На этом эффекте и основано косметическое действие ботокса. Он
вводится подкожно, непосредственно в мимические мышцы. Токсин действует на
передачу импульсов, исходящих от нервных волокон, мышечные клетки остаются
отдыхать месяцев на пять-шесть, пока яд не подвергнется распаду. В результате
такого отдыха мышц морщины разглаживаются. Они временно парализованы! Каждый
врач-косметолог знает те мышечные зоны, в которые следует вводить ботокс. Его
применяют при морщинах на лбу и переносице, а также в уголках глаз. Иногда,
хоть и редко, он используется для парализации потовых желез, для устранения
глубокой носогубной складки или морщин на подбородке, на верхней губе, ведь
далеко не всем нравится состояние, при котором трудно пошевелить верхней или
нижней губой. Но от уколов бывают неожиданные эффекты. К примеру, если в
уголках глаз введено избыточное количество ботокса, могут не просто
разгладиться морщины, но и сами уголки опустятся…
– Вы что хотите сказать? –
проговорил Нестеров. – Что Холстину сделаны инъекции в такие мышцы,
которые, будучи парализованы, не исправят его внешность, а испортят ее?
– Это еще очень мягко сказано, – со
стоном пробормотала Светлана Алексеевна, – он будет изуродован!
– Да перестаньте, – недоверчиво
хмыкнул Нестеров. – Какое было у него лицо, такое и осталось.
– Ботокс начинает действовать через
два-три дня, – пояснила Светлана Алексеевна. – И полностью овладевает
мышцами через две, максимум – через три недели. И тогда… У вас есть листок
бумаги?
Нестеров пожал плечами. Алена достала из сумки
блокнот (непременная принадлежность всякого пишущего человека) и ручку.
Светлана Алексеевна открыла чистый листок и быстро, умело нарисовала довольно
симпатичную физиономию.
Мужчина на рисунке мало напоминал Холстина, он
был моложе и веселее. Однако после того, как Светлана Алексеевна нарисовала на
его лице множество крестиков, вид у него изрядно изменился.
– Это примерные точки инъекций, очень
примерные, потому что счет идет буквально на миллиметры, – объяснила
Светлана Алексеевна. – Но представление получить все-таки можно. Начнем со
лба. Ботокс введен по контуру волосистой части, очень близко к ней. Это
приведет к тому, что верхняя часть лба опустится, лоб станет узким, как… как у
питекантропа. Еще инъекции сделаны слишком близко к бровям – брови тоже
опустятся. Но брови правят также и верхними веками… опустятся и веки. Глаза
сенбернара – вот как называется этот эффект. Усугубят его и инъекции, сделанные
в верхние веки и вокруг них. То, что уголки глаз повиснут, само собой, но это
сущая мелочь по сравнению с остальным. Теперь о нижних веках. У нас есть такой
профессиональный термин, как глазничный край. Он не должен быть меньше чем
полсантиметра. То есть нельзя вводить ботокс слишком близко к нижнему веку, не
то оно вывернется. Однако в нашем печальном случае укол сделан практически в
само нижнее веко.
– Вывернется? – в ужасе повторила
Алена.
– Да. Мало того, что зрелище будет
неестественное, уродливое, хуже всего, что глаз снизу будет открыт. Постоянная
сухость глаза, роговицы, воспаление, изъязвление ее… Этот человек не сможет
управлять ни верхним, ни нижним веком. Он практически ослепнет.
– Боже мой! – выдохнула Алена.
