– Милорд, вы же их загоните: они за вами не поспевают. Бежать полмили в кольчуге – расстояние непомерно большое. Где у вас ум? Или это вы тех лучников напугались? Так вы не бойтесь, их теперь не так много осталось.
Желание пырнуть Траннинга прямо вот так, с седла, было поистине неодолимым. Может, Томас бы так и поступил, кабы этого человека можно было застичь врасплох, – но мечник отца был опытным воякой, всегда наготове парировать или атаковать. Даже лошадь у него была как будто с хитрецой и семенила из стороны в сторону – вся в хозяина, такая же старая, но очень хитрая кляча, всю свою лошадиную жизнь проведшая в вооруженных поединках. Да и, если уж на то пошло, Траннинг правильно его остановил, но слова его по-прежнему ожигали самолюбие, а из-за гнева у Томаса плыло перед глазами.
– Смотри за людьми, Траннинг, – изо всех сил сохраняя спокойствие, произнес Томас. – Кричи и помыкай ими как тебе вздумается. Но если ты хотя бы еще раз осмелишься притронуться к моим поводьям, то так и знай: я вздену твою голову на пику.
Траннинг, что был в сотню раз злее, на это лишь ухмыльнулся и указал на отряд Невилла:
– Если что, враг вон там, лорд Эгремонт. А не здесь.
– Иногда меня берет сомнение, чванливый ты ублюдок, – процедил Томас.
Ну вот, по крайней мере, эти слова легли в яблочко: Траннинг потемнел лицом, а губы у него приоткрылись, чтобы что-то произнести, – но тут он спешно пригнулся, увертываясь от стрел, пущенных в них обоих чуть ли не одновременно с двух сторон. Томас чертыхнулся, запоздало увидев, как наземь пали двое сраженных стрелами лучников в красных кожанах с серебристыми пластинами. Томас благодарственно поднял руку двоим своим людям, столь вовремя устранившим опасность. Те в ответ лишь мимолетно кивнули и заспешили дальше.
– Сомкнись! – проорал своему воинству Траннинг. – Держаться вокруг лорда Эгремонта! А ну!
Ряды по новой отстроились вокруг Томаса, который, сидя в седле, буквально дымился от ярости. Вокруг слышалось натужное, прерывистое дыхание переводящих дух пеших ратников, едва сумевших нагнать своего военачальника. Уже идущая от земли густая теплынь становилось им в тягость, но не это главное. А то, что выскочка Траннинг снова был прав. Как всегда.
– Стойте здесь, обсохните, – распорядился Томас, слыша, как над толпой прокатился вздох облегчения. – Попейте воды, сделайте передышку. Видите, мы втрое превосходим их числом.
После передышки барон Эгремонт во главе всего своего воинства двинулся вперед, могуче-прекрасный на своем скакуне. Его вороной осторожно переступал через тела поверженных лучников, из которых колосьями смерти прорастали стрелы. На все сужающейся перемычке меж двумя враждебными силами по-прежнему тенькали тетивы, но в целом впечатление было такое, что среди убитых людей с цветами Невиллов было все же больше, чем серой рати Перси.
Все то время, что он катился по долу со всадниками, Траннингом и прущей сзади пехотой, Невиллы стояли недвижно, словно в ожидании. Когда же его люди сбавили темп до шага, передний ряд неприятеля, неожиданно придя в движение, вдруг устремился вперед, торопливо набирая ход. От удивления Томас моргнул. Невиллы находились в таком вопиющем меньшинстве, что лезть туда, где их могут окружить и уничтожить, было поистине самоубийственно. По его разумению, Солсбери должен был вцепиться в землю и оборонять свой лагерь столько, сколько это будет возможным, отрядив, быть может, гонцов для срочного вызова подмоги. А атаковать… сумасбродство какое-то.
Слышно было, как каркает команды Траннинг: «К бою! Лучники! Цель по передним рядам!»
Сердце у Томаса радостно взмыло при виде того, как из высокой травы показалась примерно дюжина человек, бросая жестокую игру в кошки-мышки с лучниками неприятеля; как видно, приказы Траннинга для этих стрелков действительно кое-что значили. Едва они вышли из укрытия, как против них повыскакивали лучники Невилла, и с новой силой полетели стрелы – короткие причмокивающие удары, от которых люди падали навзничь. Жатва была обильна с обеих сторон, но со стороны Перси с полдюжины все же уцелело; эти стали метиться в невиллскую конницу. Бежать им было уже поздно, и они хладнокровно пускали залп за залпом, пока их самих не поглотила лавина неприятеля.
С неистовым ревом рыцари Солсбери на всем скаку налетали на тех, кто их жалил, и, круша конями, со злым сладострастием разваливали отвесными ударами мечей. Строй слегка нарушился: из-за неровной местности кое-кто вырвался вперед, кое-кто, наоборот, подотстал. Сейчас две силы разделяло уже не более двухсот ярдов; во рту у Томаса пересохло, а мочевой пузырь некстати взбух. Скачут они, однако, заправски, эти Невилловы конники. Томас нервно сглотнул: до него сейчас дошло, что на него скачет личная стража Солсбери. Впрочем, быстрая оглядка налево и направо немного успокоила. За воинством Перси широта и охват флангов. За ним численность. Томас – барон Эгремонт – величаво поднял руку для решающей отмашки, но тут Траннинг – этот низкопородный выскочка – опередил его своим хриплым выкриком: «Вперед!»
4
Ричард Йорк пребывал в бодром, приподнятом состоянии духа. Сухая жара с запахом пыльной штукатурки его ничуть не тяготила. Расписная палата Вестминстерского дворца помнила несколько веков, и по ее темно-красному потолку ветвилась трещина – вдоль, из конца в конец. Эти своды почти всегда были сыроваты, но нынче они подсохли, так что запах был даже не лишен приятности.
Сидя в непринужденной позе, он спокойно взирал, как вкруг необъятного стола кочует бумажный свиток длиной с руку. Когда он дошел до Ричарда, все сидящие в палате смолкли в благоговейно-выжидательной паузе, пока лорд-протектор перечитывал документ, согласно которому Эдуард Вестминстерский становился разом принцем Уэльским и наследником английского трона. Временами то один, то другой из собравшихся лордов крадучись бросал из-под бровей на Йорка пытливый взгляд: что-то он там про себя замыслил, какую игру ведет? Наконец Эдмунд Бофорт, граф Сомерсет, после паузы приступил к формальному оглашению – еще раз, наново – с выискиванием мест, которые мог невзначай упустить.
Постепенно молчание становилось тягостным: все ждали, когда Сомерсет протянет руку к перу и выведет на пергаментной бумаге свою подпись. Где-то невдалеке пробил полдень Вестминстерский колокол; его звук медным бархатом разостлался по коридорам. Йорк кашлянул, отчего Сомерсет бдительно вскинул голову.
– Вы присутствовали при написании этого документа, граф, – с вкрадчивой деликатностью заметил лорд-протектор. – Вас что-нибудь смущает? Его квинтэссенция, целеполагание?
Сомерсет, болезненно усмехнувшись, покривил рот. На вид в пергаменте все было гладчайше: ни единой зацепки, ни одного проступающего наружу подводного камушка. Ничего хотя бы косвенно, хотя бы намеком ставящего под сомнение право сына короля Генриха на наследование трона, в том числе и по крови. И тем не менее жило, кусало подозрение, что взгляд упускает какую-то наиважнейшую мелочь. Йорк безусловно ничего не выгадывал тем, что допускал продление линии Ланкастеров еще на одно поколение. Но если уж выдвигать претензии на трон, то делать это, по соображению Сомерсета, следовало именно сейчас, в эту самую минуту. Король Генрих по-прежнему пребывал в бесчувствии, плавая в тумане без малейших признаков рассудка. Йорк правил от имени короля уже более года, и делал это исправно, не допуская ни грубых просчетов, ни вторжения со стороны Франции (обычные налеты на торговые суда и прибрежные городки не в счет). Популярность Йорка, само собой, от этого лишь росла – Сомерсету это прямо-таки ело глаза. И тем не менее на бумаге парламент все засвидетельствовал и передал на подпись лордам и, безусловно, самому Йорку: милости просим, благоволите подписать, скрепить печатью и облечь силой закона. Присутствующие в этой зале государственные мужи подтверждали, что на трон Англии впоследствии взойдет пока еще совсем младенец. Сомерсет раздраженно качнул головой, слыша осторожное покашливание со стороны еще двух баронов, ждущих, видимо, когда же вся эта волокита закончится и можно будет спокойно отобедать.
