Дерри выпрямился, видя в глазах королевы озорные искорки. Игривость ее настроения легко передалась и ему.
– Сей дивный экземпляр, ваше высочество, зовется Уилфредом Таннером. За этот год он мне неоднократно оказывался полезен. Когда-то он был контрабандистом, но не вполне успешным…
– Дерри! – прошипел Таннер, в ужасе от того, что вслух назван его прежний род занятий.
– …но сейчас он на королевской службе, – как ни в чем не бывало продолжал Дерри, – путешествует со мной по стране и заключает контракты о принятии на служение вам. – Он поднял кожаную сумку, полную бумажных свитков. – Здесь вот еще с полсотни, ваше высочество. Подписаны людьми, намеренными причислить себя к вашим поборникам и служить вам душой и честью.
– Вы хорошо нам служите, мастер Брюер. Мой муж часто похвально отзывался о вашей преданности. Будь он сейчас здесь, он бы, несомненно, выразил благодарность за все, что вы проделали за последние годы.
От Дерри не укрылось, что при упоминании о короле Генрихе меж бровей королевы образовалась складочка. Маргарет не исполнилось еще и тридцати, а за годы своего замужества она сделалась просто красавицей. Ее темные блестящие волосы были сплетены в пышную косу. Глядя на нее, Дерри с ленцой прибрасывал, сознает ли Маргарет тот эффект, который она оказывает на мужчин. Пожалуй что да, причем сполна. Сейчас она сидела на резном деревянном стуле, в темно-синем шелковом одеянии, выгодно подчеркивающем ее формы: тонкую и твердую от корсета талию и полные груди, приподнимающие платье кверху. Эта стройность еще не была нарушена рождением второго ребенка – за те шесть лет, что прошли с появления на свет принца Эдуарда. Дерри чуть наклонил голову, оглядывая свою королеву не с трепетом страсти, а скорее с благоговением мужчины, который видит перед собой прекрасную женщину. Из большого окна ее наискось озарял столп света; от этого глаза королевы мягко светились, а воздух вокруг переливался золотистыми пылинками.
– Эти новые люди, изъявляющие нам поддержку, – спросила Маргарет, – они поборники именно королевы или же ее супруга-короля?
– Те сорок шесть присягнули вам, моя госпожа. Уилфред роздал им ваши знаки Лебедя
[6]
, и могу засвидетельствовать, что они носят их с большой гордостью. Думаю, к следующей моей поездке надо бы изготовить еще один гросс
[7]
. Кое-где они стали прямо-таки новинкой сезона, и многие мужчины преподносят их в подарок своим женам.
– Однако, когда прозвучит призыв, мастер Брюер, они будут должны носить либо мой знак Лебедя, либо Газель моего мужа. Условились? Независимо от веяний моды, наши поборники должны распознавать друг друга по знакам.
Дерри неопределенно махнул рукой:
– Поборники хоть королевы, хоть короля все равно служат короне, ваше высочество. Мне радостно видеть верноподданнический пыл в городах и деревнях. Меня там неизменно привечают как особу, приближенную к государю, едва я появляюсь на своем Возмездии.
– На Возмездии? – с веселым любопытством королева взглянула на своих визитеров. – Мне кажется, довольно странная кличка для жеребца, мастер Брюер.
– Он и в самом деле мстительный зверь, моя госпожа. И кличка подходит ему столь же хорошо, как мне моя работа. У нас и Уилфред обеспечил себе несколько любовных побед уже тем, что таскал мою сумку с бумагами и броши.
Маргарет рассмеялась, а Таннер запунцовел и локтем ткнул в сторону Дерри, хотя тот для тычка отстоял слишком далеко.
В зал аудиенций вошел один из дворецких, ступая войлочными подошвами настолько бесшумно, что когда он из-за спин визитеров обратился к своей госпоже, Дерри и Таннер встрепенулись. Иметь при себе оружие в присутствии королевы запрещалось, так что Маргарет с интересом отметила, к каким именно местам на дублетах скользнули руки ее гостей. Впрочем, оба тут же оправились, воровски меж собой переглянувшись.
– Ваше высочество, – объявил дворецкий, делая шаг в сторону перед вновь прибывшими гостями, – к вам герцог Сомерсетский Генри Бофорт, а также сэр Джон Фортескью, главный судья Королевской скамьи.
Заслышав это, Дерри вновь склонился перед королевой:
– Ваше высочество, не позволите ли мне остаться? Мне как советнику, возможно, есть смысл присутствовать при разговоре с этими людьми.
Заручившись от королевы кивком, с собою в сторонку он утянул и Уилфреда Таннера. Оба смиренно потупили головы, хотя Дерри Брюер внимательно наблюдал из-под бровей за герцогом и его сопровождающим. В зал с дальнего конца вошли двое совершенно разных людей.
Генри Бофорту было от роду всего двадцать три. Хорошо зная его отца, Дерри улавливал в сыне определенное с ним сходство. Хотя теперь он знал о Генри и кое-что еще: неуемный гнев, ослепительным малиновым углем тлеющий под спокойной внешностью и четыре года спустя. Ростом Бофорт-младший был немного выше почившего Эдмунда. За годы, истекшие с битвы при Сент-Олбансе, в моду снова вошли бороды, и молодой Сомерсет, будучи не чужд этим веяниям, отпустил себе каштановый клинышек, от которого кверху закручивались кончики усов.
– Ваше высочество, – промолвил Сомерсет, поводя рукой в элегантном поклоне. Когда он распрямлялся, взгляд его скользнул по Дерри с огоньком узнавания.
– Милорд Сомерсет, рада вас лицезреть, – ответила королева. – Прошу немного подождать, пока я поприветствую второго нашего гостя.
Генри, глядя на Маргарет блаженно и широко раскрытыми глазами, зарумянился и отшагнул в сторону, а Дерри с любопытством приподнял брови. Сомерсет был неженат, и, возможно, ему бы не мешало дать совет не столь откровенно обволакивать ее высочество воловьими взглядами, во всяком случае, в присутствии других. Но вспомнилась губительная ярость, полыхнувшая в юном Бофорте на подъезде к замку, и подумалось: лучше не надо. Вообще юноша был достаточно хорош простой, неброской красотой. Дерри поймал себя на том, что и сам сейчас невольно прихорашивается – приглаживает волосы, – и смешливо покачал головой над мужской глупостью как таковой.
Вошедший вслед за молодым аристократом сэр Джон Фортескью был одет исключительно в черное, от объемистой мантии с оборками на груди до нескольких дюймов шерстяных чулок, проглядывающих над черными кожаными башмаками. В свои шестьдесят два он был почти без морщин и без старческой обрюзглости, напоминая собой члена какого-нибудь монашеского ордена, столько времени проводящего в молитве, что даже старость обходила его стороной. Бороды у Фортескью не было – лишь аккуратные усы, темные посередине и с инеем по краям. Усы частично скрывали отсутствие нижних и верхних зубов с одной стороны, отчего губы судьи кривились как в усмешке, даже когда он пребывал в спокойствии. Оставшиеся зубы были крепкие и желтые, но другая половина широкого рта представляла собой сплошь голые десны. Дерри поймал на себе косо направленный взгляд судьи. Фортескью отличался редкостной наблюдательностью, и какое-то мгновение Брюер ощущал, как его оценивающе прощупывают и опускают из внимания, равно как и стоящего рядом с ним потупленного Таннера. Сомнения нет, что и признаки очарованности Сомерсета главный королевский судья пронаблюдал с такой же кривой улыбкой и холодными глазами.
