И кинулся назад к Чехонину.
– Кого вызвать? – крикнула вдогонку мне женщина.
– Милицию. Скажите, в Чехонина стреляли. И «скорую». Быстрее!
Я вернулся, приподнял плечи Чехонина, положил себе на колени. И щупал пульс на руке, на шее, уговаривая его:
– Потерпите, Анатолий Романович… Сейчас приедут…
И в какой-то момент понял, что говорю с мертвым человеком. Он был мне другом и наставником, я любил и уважал его, как любил бы и уважал отца, который погиб. Но все это было, и он – был. Жуткие минуты пришлось мне пережить! Вовсе не страх меня обуял, а ужасный смысл слова «был». Только что Чехонин дышал, говорил со мной, теперь он никто, труп. Одна пуля, всего одна, убила этого большого человека, по-настоящему большого. У меня потемнело в глазах, я утирал слезы со щек, забыв, что мужчины не плачут.
Остальное проходило как в тумане. Меня спрашивали, я отвечал. Чехонина уложили на носилки, накрыли полотном и понесли в машину. Я шел за ним, но перед моим носом закрыли дверцу, машина взвизгнула колесами, обдав меня запахом бензина, и тронулась с места, увозя Чехонина навсегда.
– М-да… а ведь пасут вас, – произнес наш фотограф, стоя рядом.
– Что? – повернулся к нему я. – Пасут?
В моей голове будто что-то щелкнуло, и все встало на места. Не попрощавшись, я пошел прочь, широко шагая.
– Куда ты? – крикнул фотограф. – Тебя отвезут.
– Оставь его, – сказал кто-то из наших ребят. – Не видишь, худо парню. Эхма! Такого человека застрелили…
Я шел, не разбирая дороги, шел быстро. Мне было жарко, внутри все горело, машинально я расстегнул пальто, затем старый отцовский пиджак. Ледяной ветер бил в лицо и грудь, ничуть не охлаждая меня. Я знал, куда иду и зачем, это было главным, и ничто не остановило бы меня сейчас, даже начнись вокруг настоящая пальба.
Она открыла дверь, обрадовалась и заулыбалась. Ни слова не говоря, я отстранил ее, прошел в комнату, огляделся.
– Устин, что с тобой? – робко спросила Агния.
Чистые глаза, не понимающие, обеспокоенные, смотрели на меня. Я подошел к шкафу, распахнул створки и замер, изучая содержимое. Вещей в нем висело много, я стал перебирать их, отодвигая одну за другой.
– Что ты ищешь? – спросила Агния, но ответа не получила.
Пальто цвета беж висело в дальнем углу, накрытое ситцевой тканью. Осмотрев его, я заметил тщательно замытую кровь (от крови все равно остаются следы, едва видимые, но остаются). Этого мне было мало. В нижнем выдвижном ящике шкафа лежали и туфли коричневого цвета. И этого было мало. Агния стояла посредине комнаты и бормотала дрожащим голосом:
– Ты пугаешь меня, Устин. Скажи, пожалуйста, что ты ищешь? Может, я сама найду и дам тебе?
Я бросился к буфету, осмотрел все полки. Далее подверг осмотру еще один шкафчик, где Агния держала всякие мелочи. И нашел коробку, обычную картонную коробку. Приоткрыл крышку, и мне окончательно стало ясно все. Какой же я болван, кретин, идиот! Развернувшись к Агнии, я повернул коробку от себя, содержимое посыпалось на пол. Это были золотые и серебряные украшения, портсигар, часы, маленькие коробочки.
– Откуда это? – задал я вопрос, на который уже знал ответ.
– Тетино… я говорила тебе…
– У тебя разорвана мочка уха…
– Это давно случилось… нечаянно…
– У Дамки, – сказал я, где именно она порвала ухо. Сказал, не желая больше слушать ложь. – Когда вы боролись, она вырвала серьгу из твоего уха.
Бирюза – яркий камень, выделялась она и на полу своей голубизной. Особенно бросался в глаза браслет. Я поднял серьгу, показал Агнии:
– Эта осталась у тебя в ухе, а вторая у нас. Собирайся.
– Ты сдашь меня? – приподняла брови Агния.
Она немало удивилась моей решительности, тем временем я собирал с пола улики, бросая их назад в коробку, одновременно говорил ей:
– Не сдам, а отведу опасную преступницу туда, где следует ей находиться.
– И скажешь, что жил с преступницей? Как рассказывал ей про расследование? Все-все скажешь?
Она пугала меня. Ведь получалось, я стал ее сообщником. Однако без напоминаний Агнии я знал, что натворил по глупости своей. Но чувство вины кипело во мне с такой неистовой силой, что никакой страх не мог остановить меня.
– Да, все скажу, – заверил я. – И готов ответить за свою ошибку.
Наверное, было в моем голосе, в выражении лица нечто настолько решительное и непримиримое, что Агния попятилась. Потом я услышал другой ее голос, не мягкий и нежный, а жесткий:
– Не двигайся.
О, мои неопытность и поспешность! О, моя глупость! Мне не пришло в голову, что и со мной она способна расправиться тем же способом. Да что там, я вообще не думал ни о чем, кроме смерти Чехонина, в которой был полностью виноват. Я замер, стиснув зубы от ярости, потому что Агния направила на меня дуло пистолета.
– Поставь коробку на пол и все собери, – сказала… нет, приказала она. Мне пришлось выполнить ее приказ – я подобрал и бросил в коробку то, что еще лежало на полу. – Не ты это добыл, не тебе и распоряжаться. И мной ты не будешь распоряжаться. Да, я убила Дамку. Одна, а не с сообщником, как вы думали с Чехониным. И спекулянта убила. У него я купила серьги и браслет. Нарочно купила, чтобы подобраться к нему. И музыканта застрелила я. И твоего Чехонина, когда поняла по твоим рассказам, что вы все равно выйдете на меня. Остался ты. Случайно остался. Просто я не попала в тебя сегодня. Но сейчас попаду, ты ничего никому никогда не расскажешь.
– Тебя все равно найдут, – заявил я.
– Да ну! – усмехнулась Агния. – Кстати, ты вовсе не спас меня от насильников, я подстроила нашу встречу. Неужели думаешь, я и теперь не выкручусь?
– Все равно найдут, – упрямо повторил я.
Она выстрелила без раздумий и предупреждений. Меня обожгла адская боль, до того адская, что ноги сами подкосились, я упал. Пуля попала в грудь и, казалось, разорвала там все. Чувствуя, как из меня вытекает кровь, заливая одежду, я зажал рану и собирал волю, чтобы преодолеть боль. Зачем было нужно это преодоление? Не знаю. Я даже не осознал, что умираю, думал только о боли, о том, что ее надо перебороть, и о Чехонине. Да, даже с пулей в груди я думал о нем, а себя не жалел.
Агния металась из угла в угол, как ветер, собирая вещи. Последней она взяла коробку, которая стояла рядом со мной, потом хлопнула входная дверь. Агния оставила меня умирать. И все равно я не думал об этом. Хотел встать – не было сил. Была только боль. И кровь, вытекавшая сквозь мои пальцы, прижатые к груди. Я пополз к выходу. Полз и шептал:
– Уйдет… Задержите… Сюда… Ко мне…
А казалось: кричу, зову людей. Ведь они должны были слышать выстрел! Я дополз до двери, потом, опираясь о стену свободной рукой, встал на колени, дернул за ручку. Замок не защелкивался автоматически, а закрывался поворотом ключа, но Агния, к счастью, не заперла дверь. Слишком торопилась. Была уверена в моей смерти. Ничего, мы еще поборемся…
