Зоя не сказала, что вчера ее уже пытались убить.
– А при чем здесь я? – она пожала плечами. – Кто разрешает показ? Кто принимает заказы? Кто, в конце концов, получает бабки?
– Все так, но… – Смехов отрицательно качал головой. – Только мы живем не в столице, а в провинции. Наши шефы выкрутятся, а всех собак повесят на тебя.
– Интересно, каких собак? – впала в депрессивный тон Зоя, ведь Смехов озвучил ее же мысли, а когда мысли умных людей сходятся, то так и будет, это закон логики.
– Чудачка ты, Зойка. Виноват всегда крайний. В данном случае крайняя будешь ты. А кошельки договорятся.
– Ну и что меня ждет? – с затаенной надеждой спросила она. Может, у Смехова есть бархатный вариант расправы над ней? Кроме, конечно, пули.
– Станешь персоной нон-грата в нашей деревне. Да не кисни, а покажи фотки шефу.
– Уже показала, – махнула рукой Зоя со вздохом безнадежности.
– Судя по твоей интонации, наш Бобик решил ввязаться в драку. Тогда нам всем придется искать работу, если мэр опять победит.
Зоя загасила окурок о край урны, пробубнив:
– Ладно, вставлю снимки и – будь что будет.
Закончила она монтаж к четырем часам, потом был контрольный просмотр с постановочной группой. Смотрели молча, после просмотра долго никто слова не произносил. Конечно, все узнали Лидию Борисовну, которая слишком часто мелькала на экранах телеканалов не только как уважаемая мать мэра, но и как руководитель частного института с рекламной вывеской «Диплом государственного образца». Когда-то Смехов ставил всех в тупик вопросом: а дипломы негосударственного образца бывают? По существу, институт Лидии Борисовны дает образование (точнее, корочки) бездарным детям состоятельных родителей, ведь за обучение платят довольно приличные деньги.
– И что теперь будет? – спросил звукорежиссер, разминая сигарету. – Нас не перебьют?
– Да брось паниковать, – прикрикнул на него Эльзаман. – Даже хорошо, что выйдет этот материал. А то мы удивляемся: почему это наши городские власти не имеют ни стыда, ни совести? Вот тебе и ответ.
– Все равно проголосуют за него, – пессимистично заявил звукорежиссер. – А он из нас сделает музейные экспонаты, чтобы навсегда заткнулись.
– Во всяком случае, я за мэра голосовать уже не буду, – заявил монтажер. – Яблоко от яблони падает недалеко, а тут такая яблоня…
– По-вашему, я проголосую за него? – хмыкнул звукорежиссер. – Свой голос я всегда отдаю любимому депутату – против всех. Но, кажется, меня и этой возможности лишат, ибо моего любимого депутата уберут из списков.
С тем и разошлись. Зоя не стала ждать Аристарха, поехала к себе домой. И ничего, осталась жива. Он позвонил поздно вечером:
– Зоя, ты где?
– На студии буду ночевать, – солгала она.
– Я заходил на студию, вахтер сказал, ты ушла.
– Значит, ушла.
– Зоя, как это понимать?
– Однозначно: фильм готов, твоя цель почти достигнута. Будь здоров. Да, оставь мой телефон на вахте, я оставлю там же твой.
– Зоя…
Она отключила телефон. Да, так будет проще.
На следующий день Зоя попросила соседского парнишку отвезти на студию мобильник Аристарха и предупредить там, что она заболела. Сама уже договорилась с приятельницей-врачом о больничном листе. До показа сидела дома, не отвечая на звонки. Вечером задернула шторы и легла перед телевизором. Но не балдела от лени, как раньше. Спряталась не от страха, от себя.
14
Последние кадры: на фоне спокойного моря и синего безоблачного неба издалека появляется точка. По мере приближения она превращается в парус. Но это не долгожданный кораблик – парус разворачивался, превращаясь в черно-белую фотографию. Ее сменяют другая, третья… Лидочка юная. Лидочка в институте. Лидочка с маленьким сыном… в магазине… на улице… Фотосессия с пистолетом дана вся. И молоденькая девушка в дверях комнаты – от выстрела она падает (это все понятно по снимкам). И жуткое лицо, когда Лидочка целится прямо в экран, на самом деле в Арика. Зафиксирована мимолетность – у Лидочки на лице страдание и ужас, как будто она переживает внезапное горе, но пистолет поднят, палец на курке. Можно сказать, символический снимок. Только не это будут ценить. Последние фотографии – Лидия Борисовна у дверей собственного института. Пожалуй, нет, Аристарх не прав, она выглядит не на шестьдесят – на шестьдесят пять. Но все равно неплохо уже для ее возраста.
Зоя посмотрела на засветившейся экран мобильника – привез соседский парнишка, он же бегал за едой в магазины, – звонил Аристарх. Она положила трубку на стол, взяла кружку с остывшим чаем, пила и думала.
Что она хочет доказать Аристарху? Самой себе не могла объяснить. Скорей всего, ничего. Наверное, не только от себя спряталась Зоя, от Аристарха тоже. Потому что есть слово «нельзя», а он забыл. Все, что он делал по отношению к Зое, – нельзя. И способ мести должен был избрать другой, во всяком случае, не подставлять Зою и тех, кто работал с ней. Да и стоило ли мстить после стольких лет? К тому же получалось, что мстит он не одной только Лидочке-Мурке… Кто способен ответить? А никто. Наверное, судить Аристарха тоже никто не вправе, а все равно внутри кололо: нельзя, нельзя. Хотя Зоя уже не знала, что и как можно.
После просмотра Константин Алексеевич опустил голову и долго не произносил ни слова. Как ни странно, в его душе обосновался покой. Но этот покой сродни смерти – есть биологическое тело, обоняние, слух, зрение, только нет чувств и желаний. Наверное, так и выглядит крах, когда ничего невозможно изменить или поправить, невозможно даже спрятаться. Оказывается, он не знал женщину, которую любил, уважал и называл матерью.
Мать была для него показательным примером, он старался подражать ей. Ее решительность, воля, ум, а в узком дружеском кругу умение превратиться в бесшабашную девчонку всегда восхищали сына. Первый фильм он посмотрел по просьбе матери утром, когда его повторяли. Разумеется, по фотографиям он догадался, что героиня фильма его мать, но не понял, чего она всполошилась. Мало ли кто в молодости не наделал глупостей? Единственное, что его разозлило, – тронули его мать, это никому не позволено даже в положительном ключе. «Документальный детектив» звучит претенциозно и не обещает положительного эффекта. Тем не менее Константин Алексеевич не придал значения ни странному фильму, ни беспокойству матери, считая себя фигурой неприкосновенной. И вдруг такое началось… То, что потребовала мать, ему показалось старческим маразмом, но он не ожидал, к чему это все ведет, не ожидал, что его мать…
– Скажи, хотя бы половина выдумки в этом есть? – спросил он с надеждой, не поднимая головы. Она не ответила, тогда он ответил сам себе: – Значит, все правда.
– Надо было заткнуть им пасть сразу, как только вышел первый фильм, – проворчала Лидия Борисовна. – Ты слабак, пеняй на себя.
