Когда я вернусь на трон – о да, тогда Фредерик освободит его и вернет домой на королевском флагмане, с репарациями и извинениями за столь неподобающее обращение. Тогда прошлое станет дурным сном, и вечером мы посмеемся над нашими невзгодами и вспомним о том, как справлялись с ними… Лохлевен и Берген, Карлайл и Копенгаген, Болтон и Мальмё. Разумеется, он знает моих тюремщиков, лэрда Лохлевена и леди Дуглас, но он не знаком с сэром Фрэнсисом Ноллисом, вице-камергером Елизаветы. Это обходительный и многострадальный джентльмен. Он нежно любит свою королеву, и думаю, не только потому, что его жена происходит из семьи Анны Болейн и таким образом связана с ней родственными узами. Он любит королеву так, как я никогда не видела раньше, ни во Франции, ни в Шотландии. Он обожает и глубоко чтит ее, что выглядит странно, поскольку он гораздо старше ее. Я пыталась заставить его шутить насчет нее, но, хотя он рассказывает много забавных историй о ней, он никогда не отпускает шуток на ее счет. О, это очень трудно объяснить… язвительный юмор без шуток.
Лорд Скроуп: такой чинный и пухлый, словно фаршированный каплун. Его шея особенно толстая и круглая, так что, когда он поворачивает голову, ему приходится двигать плечами. Тем не менее он тоже любезен. Я нахожусь в обществе приятных людей в приятном месте по сравнению с животными, которые называют себя людьми и прячутся в своих замках на продуваемых ветрами утесах в Шотландии».
«Слишком много прилагательных, – подумала она, перечитав последнее предложение. – Но Шотландия как будто требует множества прилагательных, так что пусть все останется как есть».
* * *
«8 сентября 1568 года.
Рождество Блаженной Девы Марии. Я встала рано и помолилась в часовне. Мне не разрешают иметь священника. Когда я попросила об этом, мне ответили: «Теперь в Англии нет католических священников». Какое наказание они навлекают на себя подобными словами! Вместо этого Ноллис привел реформистского проповедника, который попытался обратить меня в свою веру. Он ежедневно «наставляет» меня в англиканском вероисповедании, чем доставляет удовольствие Ноллису. Я делаю вид, что готова порадовать его. Но потом я открываю молитвенник, беру четки и молю Деву Марию простить меня.
О Норфолке все чаще говорят как о претенденте на мою руку. Меня заверяют, что многие могущественные люди при дворе благосклонно относятся к такому браку – к примеру, Роберт Дадли, графы Арундел и Пемброк, а также Николас Трокмортон, мой старый знакомец и английский посол. Видимо, они считают, что так он сможет играть роль нового «хозяина», выбранного англичанами, чтобы держать меня на коротком поводке. (Это напоминает предыдущее предложение Елизаветы заключить брак с ее дорогим Дадли. Он по-прежнему не женат, но она явно не хочет повторять свое предложение.) Они полагают, что таким образом меня можно будет держать в резерве для наследования престола.
Почему никто не вспоминает, что я уже замужем? И они еще говорят, будто у меня короткая память? Уже ходили разговоры о том, чтобы выдать меня замуж за Филиппа Испанского, Джорджа Дугласа или Гамильтона, недавно овдовевшего в третий раз. О, какими же старыми мы становимся! А сегодня – я едва не лопнула от смеха – почтенный Фрэнсис Ноллис предложил кандидатуру своего родственника Джорджа Кэрри. Если они в самом деле считают меня убийцей, то их цинизм и честолюбие постыдны и достойны всяческого осуждения. Даже Макиавелли покраснел бы от такого двуличия!»
* * *
«29 сентября 1568 года. День Святого Михаила и всех Ангелов.
О! Я с трудом могу держать перо и еле дождалась темноты, чтобы остаться наедине с собой. За обедом мне хотелось крикнуть Ноллису в лицо: «Вы с самого начала знали об этом!»
Мне не позволят присутствовать на судебном слушании. Я вынуждена говорить через своих представителей. Но как они смогут говорить моими собственными словами? Они – это не я. Я надеялась, что наконец смогу встретиться с предателями лицом к лицу, но нет: это им разрешат лично присутствовать в зале. И кому – лорду Джеймсу, Мортону, Мейтленду и главному «праведнику», лорду Линдсею! Однако я останусь здесь, в сорока милях от Йорка, где состоится судебное заседание.
Самой Елизаветы там тоже не будет. Она пришлет герцога Норфолкского, сэра Ральфа Сэдлера (моего врага с колыбели!) и графа Сассекского, своего камергера, который ненавидит Шотландию больше всех остальных. Насколько мне известно, он рассказывал Елизавете, что дед учил его никогда не доверять шотландцам или французам. Из этих троих только Норфолк не считает меня злодейкой.
Теперь я должна найти представителей, которые будут говорить от моего лица, как будто кто-то и впрямь может это сделать.
Но хуже всего, что Елизавета разрешила лордам представить «Письма из ларца» как свидетельство на суде, а мне до сих пор даже не предоставили возможности увидеть их! Не имею представления, что это такое. Письма и стихи, которые я писала Босуэллу? Может быть, они были переписаны и перекроены по их усмотрению? Или это обычные фальшивки? Как мне ответить на них, если я даже не знаю, о чем там говорится?
Я узнаю собственные слова, даже переписанные другой рукой и переведенные на другой язык. Несомненно, слова, вырванные из контекста (или, хуже того, помещенные в новый контекст), выставят меня в дурном свете. Однако я не убивала Дарнли. Многие другие принимали участие в этом и пытались обвинить Босуэлла после убийства – плакаты, подброшенная бочка и лицедеи, изображавшие его в ту ночь на улицах Эдинбурга. Сами лорды сделали это – те самые люди, которые теперь готовы представить эти письма.
О Господи, меня предали!»
* * *
Люди начали собираться в зале заседаний в Йорке; по странному совпадению, это был зал, обставленный Генрихом VIII для приема Якова V, когда они собирались встретиться в 1547 году. Король Шотландии уклонился от встречи из опасения попасть в плен. Теперь здесь решалась участь его пленной дочери.
Люди рассаживались на длинных скамьях, шелестели бумагами и старались выглядеть суровыми и сосредоточенными. Но вскоре на лицах появились улыбки: многие были знакомы и рады видеть друг друга.
– Сэдлер! Как поживает ваша дочь, которая собиралась выйти замуж за священника? – спросил лорд Джеймс. Сэдлер давно принимал участие в делах Шотландии.
– Спасибо, хорошо. А как ваша дражайшая супруга? О, лорд Бойд!
Последовала оживленная дискуссия о процедуре заседания и о том, что можно будет рассматривать в качестве свидетельств. Представители Марии предложили «жалобную книгу» для стороны лорда Джеймса. Он возразил на том основании, что собирается предоставить собственные улики. Он достал серебряный ларец и почтительно поставил на стол, но отказался открыть крышку и лишь заметил, что Мортон расскажет, как ларец оказался у них. Все взоры были прикованы к загадочному ларцу.
Поздно вечером члены английской делегации с удивлением услышали стук в дверь. Это оказался Мейтленд, который тихо поинтересовался, не желают ли они ознакомиться с «Письмами из ларца» – разумеется, неофициально. Все согласились, и Мортон представил копии документов. Люди склонились над ними при свете свечи, читая и изумленно цокая языками.
