– Если вы надеетесь спасти ее, то должны уступить в том, что касается Норфолка. Все очень просто. – Сесил по-прежнему страдал от подагры, и ему мучительно хотелось сесть и вытянуть ногу. – Либо одно, либо другое. Что вы выбираете?
– Ни то, ни другое.
– Тогда прочитайте это письмо от Нокса. Оно поможет вам принять решение. Он настаивает на казни для всех, но особенно для нее. Он говорит… – Сесил достал лист бумаги и начал медленно читать: – «Если вы не выкорчуете корни, то ветви, которые кажутся сломанными, снова распустятся». Она подобна крепкому дереву, способному снова и снова пускать побеги, как бы его ни обрезали. Независимо от того, как строго ее охраняют и как бы вы ни стремились напугать ее, она всегда будет плодить новые заговоры и беды для Англии. Или, вернее, подбивать других на подобные дела.
– Должен быть какой-то способ остановить ее, но оставить в живых.
– Нет, мадам. Послушайте еще раз, что написал он: «Выкорчуйте корень всех зол. Пока королева Шотландии не умрет, ни английская корона, ни жизнь королевы Елизаветы не останутся в безопасности».
– Нокс слишком напыщен и многословен. – Она передернула плечами. – Я думала, он смертельно болен.
– Он тоже весьма живуч.
Минуту спустя в дверь постучали, и слуга передал корзинку с запиской, адресованной «прекрасной богине Глориане». Елизавета развернула ее.
– Надеюсь, это не от Нокса, – шутливо заметила она.
Записку прислал Хаттон.
«Дражайшая и прекраснейшая богиня, посылаю Вам эти ягоды, чтобы вы могли потешить свой вкус. Но Вы сами гораздо слаще и сочнее, поэтому они должны почерпнуть эссенцию Вашего духа. О, у меня кружится голова при одной мысли об этом!»
Она протянула записку Сесилу, который прочитал ее и приподнял брови, но не посмел рассмеяться. Королева заметно повеселела.
В корзинке была клубника красного и белого сортов, а также немного лесной земляники. Должно быть, Хаттон потратил целый день, собирая ягоды. Елизавета попробовала одну и улыбнулась.
– Превосходно, – сказала она и протянула ягоды Сесилу. Некоторое время они молча ели клубнику.
– Я признаю Якова VI королем, – наконец произнесла Елизавета. – И приведу приговор в исполнение.
– Для обоих?
– Королева Шотландии не была осуждена и признана виновной, – тихо ответила Елизавета.
– Именно поэтому парламент хочет издать билль о привлечении ее к суду, если появятся доказательства новых заговоров. Она должна отвечать за свои поступки! Если не в этот раз, то в следующий.
– Вы уверены, что следующий раз обязательно будет?
– Готов поклясться. – Сесил вздохнул и вытянул ногу, распухшую от подагры. – Вы слышали, что сказал Карл IX: «Бедная дурочка не перестанет плести свои заговоры, пока не лишится головы». Это говорит о том, что ей не хватает ума, чтобы вовремя опомниться, но заключенные иногда совершают безумные вещи хотя бы ради того, чтобы сохранить рассудок и придать смысл своему существованию. Что она делает с утра до вечера? Шьет? Молится? Читает?
– Чем еще занимались монахини? – резко спросила Елизавета.
– Монахини выбрали свой путь и ощущали призвание к нему. У Марии нет призвания находиться в заключении; все ее попытки сбежать говорят об этом.
– У нее нет призвания и для управления государством. Это было ясно с того момента, когда она вернулась в Шотландию. Бедняжка… есть ли у нее вообще какое-то призвание?
– Много даров и талантов, но нет призвания, – согласился Сесил. – Но в этом году были зловещие знамения. Появилась комета, и все сходятся во мнении, что в Англии может произойти катастрофа. Фактически это может быть измена или заговор с целью низложить вас. Сейчас еще середина мая…
– Комета!
– Как известно, комета предсказала норманнское вторжение 1066 года. Нет, не улыбайтесь!
– Вы похожу на пожилую вдовушку, Сесил. Стыдитесь! Нет, я уже решила, как остановить королеву Шотландии. Я разрешу опубликовать «Письма из ларца». Весь этот вздор, который она писала своему любовнику Босуэллу. Пусть весь мир увидит это и осудит ее! Кроме того, мы опубликуем «Расследование деяний королевы Шотландии» Бьюкенена. Тогда никто не захочет восхвалять ее. До сих пор письма обращались в узком кругу, только в Англии и Шотландии. Но теперь мы опубликуем и французский и латинский перевод, чтобы простые люди узнали, кто она такая. Нокс называет простолюдинов своим новым оружием. Что ж, другие тоже могут пользоваться этим оружием!
– Блестяще, ваше величество! – Сесил улыбнулся впервые с тех пор, как вошел в комнату. – Но вы уверены? Ставки в игре очень высоки. По-своему вы гораздо отважнее королевы Шотландии. Ей нечего терять, поскольку она уже потеряла все. Вы же можете многое потерять, если будете игнорировать советы и предупреждения доверенных людей. Пригрейте змею на груди, и она ужалит вас!
Елизавета рассмеялась:
– Змея, пригретая на груди? Да, Уолсингем умеет играть словами. – Она распахнула окно и выглянула наружу: – Я не вижу комету.
– Значит, вы тверды в своем намерении? Вы приняли решение?
– Да. Я бросаю вызов судьбе. Jacta est alia – жребий брошен.
После ухода Сесила Елизавета распорядилась приготовить постель, а сама переоделась в темно-коричневый шелковый халат и уселась за столом. Она то и дело запускала пальцы в корзинку и доставала клубничины. Они были очень вкусными и немного вяжущими, несмотря на сладость.
Елизавета сочиняла стихотворение. Но это было не любовное послание и не гимн в честь цветущего мая или римских богов.
Дочь раздора
Сомненье в будущем мою мирскую радость гонит прочь,
А разум помогает нежный голос сердца превозмочь,
Ибо плодится ложь вокруг, и слабые колеблются умы,
Свет мудрости один стоит на страже вероломной тьмы,
Но тьма не устает плести злокозненную сеть,
Что душам молодым мешает бренный мир прозреть
И корень истины прозреть, вершину всех надежд,
Сорвать с врагов обличья ложные, лишить одежд,
Гордыней ослепленный, помутневший взор,
Вновь чистой верой прояснить, избавить зрение от шор.
О дочь раздора, сеятельница тщетных грез, предвестница войны,
Ты урожай не соберешь на тучных нивах сей страны,
В ее порту чужим судам не будет места бросить якоря,
И чуждым силам не найти приют – пусть уплывают за моря,
Иначе острым станет лезвие давно забытого меча,
И головы врагов покатятся по склонам, хохоча.
«В своих стихах Мария пишет о любви и страсти, – думала Елизавета. – Я пишу об Англии».
Она отложила бумагу.
«Я испытываю потребность писать стихи, но боюсь, моя поэзия такая же жесткая и неповоротливая, как больная нога Сесила, – вдруг решила она. – Мы во многом похожи. Душа поэта не всегда имеет крылья для полета».
