Он медленно вылил в бокал содержимое флакона, стараясь держать руку как можно тверже, чтобы не пролить ни капли. Жидкость – яд жабы, полученный путем дистиллирования слизи жаб, отравленных мышьяком, обещала смерть через несколько часов.
Смерть в чаше. Противоположность амброзии, которую смертные пили на горе Олимп и становились бессмертными.
«Почему мы можем изготовить себе чашу смерти, но не чашу жизни?» – подумал Мейтленд.
Он опустился на стул и глубоко задышал. Внизу он слышал крики и топот. Скоро они ворвутся сюда. Нужно сделать это. Он крепче сжал бокал и закрыл глаза.
«Ты медлишь, – сказал он себе. – Если ты хочешь быть хозяином своей судьбы, тогда выпей. Если ты хочешь, чтобы они распоряжались твоей судьбой, не делай этого».
Он поднес бокал к губам и проглотил горькую вязкую жидкость. Она обожгла ему горло и пищевод.
– Прощайте, «люди Божьи», – пробормотал он. – Избавьте меня от вашего милосердия. Предпочитаю добрый старый яд: он больше достоин доверия. Яд всегда исполняет свои обещания.
Киркалди повесили возле Маркет-Кросс на Хай-стрит. Он стоял лицом к Холируду, и последнее, что он увидел, были конические башни дворца. Но, когда он умер, его тело повернулось в петле к заходящему солнцу над Эдинбургским замком.
– Как и предсказывал Нокс, – шептались люди. – Его повесили лицом к солнцу.
Их голоса были тихими от страха и благоговения.
В Шотландии больше не осталось людей королевы.
XII
Босуэлл смотрел, как солнце отбрасывает все более длинные полосы света на полу его комнаты. Вскоре оно зайдет, и наступит подобие темноты. В это время года даже ночью не темнело по-настоящему. Небо приобретало насыщенный фиолетово-сапфировый оттенок, и этого было достаточно, чтобы скрывать свои действия.
Сегодня ночью он совершит побег.
Скоро наступит отлив. Освещение будет подходящим, а стражи почти нет, так как наступил их любимый праздник середины лета, когда люди веселятся всю ночь, влюбленные встречаются в лесу, а управляющий замком устраивает шумную пирушку с реками вина и громкой музыкой. Босуэлл в течение пяти лет ежегодно наблюдал это; сегодня будет шестой раз.
«Но седьмого уже не будет», – поклялся он.
Каждый год он подмечал, какой невнимательной становилась охрана, и с каждым годом празднества становились все более пышными. Костры горели по всему побережью, и крики пьяных горожан, бродивших по узким улицам, доносились до окон замка. Всю ночь Мальмё предавался веселью, отбросив в сторону привычный распорядок жизни. В течение следующих нескольких дней они будут не в себе от количества выпитого.
«Здесь говорят, что ночь середины лета – это время магии и волшебства, – подумал он. – Пусть магия сделает меня невидимым! Влюбленные отправляются за семенами папоротника, чтобы набросить на себя покров невидимости; никому из них она не нужна больше, чем мне».
Он хорошо знал своих охранников: толстяка Свена, беспутного Тора и добросовестного Бьорна. С годами он научился говорить по-датски и был любезным и общительным заключенным, пока не завоевал их доверие. Часами слушая, как они обсуждают своих женщин, религию и болезни, он узнал их слабые и сильные стороны.
Капитан Каас, управлявший замком, был грубоватым и простодушным человеком, который все делал по уставу. Он постоянно держал наготове покои для короля Фредерика со свежим бельем и цветами, но король больше не приезжал. Босуэлл так и не удостоился аудиенции и теперь понимал, что этого не произойдет. Король совершенно забыл о нем, как будто он умер. С точки зрения Фредерика, он и был мертвецом, так как не имел абсолютно никакой политической ценности. Но, будучи скаредным человеком, Фредерик не отпускал ничего, что попадало к нему в руки, просто на всякий случай. Поэтому он продолжал держать Босуэлла в своем замке в Мальмё.
Сначала Босуэлл принимал посетителей, и ему сообщали о том, что происходит за пределами Эрёсунда. Но с годами визиты прекратились; ему приходилось полагаться на то, что охранники могли услышать в городе, поэтому он знал лишь о самых важных событиях. Он знал, что Мария до сих пор находится в плену и если ему не удалось добиться аудиенции у Фредерика, ей так и не удалось встретиться с королевой Елизаветой. Он знал о смерти Нокса и о полном разгроме сторонников королевы в Шотландии. Он знал, что Елизавету отлучили от церкви, а лорда Джеймса застрелили в Линлитгоу. Он слышал о резне в Варфоломеевскую ночь. Но мотивы, стоявшие за этими событиями, их тонкие оттенки и дипломатические итоги оставались неизвестными для него. Король Карл IX не только не помог ему, но даже не ответил на его письмо. Письма от Марии, редкие и немногочисленные, все еще доходили до него. В них она всегда просила его не падать духом и знать, что она хранит верность ему.
Когда охранники выйдут в соседний двор, чтобы посмотреть на разложенный костер, у него появится определенная свобода. Его комната находилась на первом этаже, и он аккуратно расшатал доски, которыми была заколочена дверь клозета, примыкавшего к его комнате и выходившего на морскую дамбу. Его специально укрепили, с целью предотвратить именно то, чего сейчас собирался добиться Босуэлл. Но у него было целых шесть лет на подготовку побега. Он полагал, что у него достаточно сил, чтобы выломать доски с другой стороны, если в его распоряжении будет хотя бы десять минут. Потом он спустится к океану и укроется среди валунов. Даже в этом обстоятельства благоприятствовали ему: отлив обнажит валуны и позволит беспрепятственно перебегать от одного к другому. Вокруг гавани много лодок, которые никто не охраняет; украсть одну из них будет проще простого.
Что потом? Выйти на веслах из гавани, укрыться в рыбацком поселке, а потом наняться простым матросом на одно из больших торговых судов, плывущих в Германию через Балтийское море. Слава Богу, теперь он знал датский и мог сочинить правдоподобную историю о себе.
«Среди моих предков были викинги, жившие на Шетландских островах, – подумал он. – Надеюсь, я достаточно похож на них, чтобы не выделяться среди датчан».
Солнце наконец зашло, но поскольку окна в комнате Босуэлла смотрели на юг, свет там должен был задержаться еще на какое-то время. Он слышал, как трое охранников издают нетерпеливые звуки, словно им хотелось облегчиться. Они целый год с нетерпением ожидали этой ночи. Наконец – казалось, прошло несколько часов – молодой солдат, которому пришлось оставить веселье, прибыл им на смену. Он уже изрядно выпил, как будто для того, чтобы подразнить старших. Босуэлл слышал, как он тяжело опустился на стул, а через несколько минут из караульной комнаты донесся громкий храп.
Босуэлл быстро направился к двери клозета. Он не собирался ничего брать с собой; ему не разрешили оставить при себе оружие или деньги, поэтому он мог обойтись без сборов. Для того чтобы выжить, ему придется полагаться на выдержку и хитроумие.
Он отогнул доску с гвоздями, которые расшатывал и вытаскивал много месяцев, каждый раз аккуратно возвращая их на место, чтобы они выглядели как раньше. Потом он приоткрыл дверь и протиснулся внутрь. Теперь нужно было действовать как можно быстрее, чтобы охранник не успел заглянуть в комнату и увидеть, что там никого нет. Прочные доски с другой стороны были приколочены тяжелыми гвоздями, немного разболтавшимися в гнездах из-за соленого воздуха и морских брызг. Босуэлл уперся плечом, уповая на то, что доски поддадутся без особого шума.
