– Мадам, я принес добрые вести. – Он протянул письмо. Мария увидела зеленый воск официальной английской печати. Он вскрыла письмо.
– Елизавета дает мне разрешение отправиться в Бакстон! – Вне себя от радости, она чуть было не обняла Шрусбери. – Я знала!
Шрусбери взял письмо:
– Я очень рад.
– А я очень признательна вам, – сказала Мария.
– Мы можем поехать на следующей неделе, – продолжал он. – Я позабочусь о том, чтобы ваши покои в Бакстоне были в полном порядке. Я… обещаю, ваше величество. – Со смущенной улыбкой он поклонился.
В карете, трясущейся по неровной дороге, Мария с интересом разглядывала сельские пейзажи, среди которых проходил маршрут их двадцатимильной поездки между Шеффилдом и Бакстоном. Она была одна, не считая Мэри Сетон и графа Шрусбери, который ехал впереди и приветствовал людей, выстроившихся по обочинам, чтобы посмотреть на своего лорда.
Он велел Марии держаться в тени, не раздвигать занавески в карете, не выглядывать наружу и – самое главное – не подавать никаких знаков людям по пути. Но она все-таки отогнула краешек и смотрела наружу. Закрытая карета привлекала почти так же много внимания, как если бы она ехала в паланкине и махала рукой.
– Королева Шотландии! – шептались они и указывали пальцами. Люди вставали на цыпочки и пытались заглянуть внутрь. «Кто-нибудь видел ее?» – спрашивали они. Мальчишки бежали за каретой и пытались запрыгнуть на нее, но стражники зорко следили за этим. Графа Шрусбери встречали криками:
– Покажите ее! Покажите вашу пленную королеву!
Он двигался вперед, не обращая внимания на крики, но заранее опасаясь волнений, которые могут подняться в Бакстоне.
Королева Елизавета дала длинные и подробные инструкции, но они сводились к тому, что Марию нужно содержать в строжайшей изоляции. Ничего нельзя поделать с тем, что она может увидеть других людей во время купания в теплом источнике, но все остальные возможности для общения: прогулки, игра в кегли и соколиная охота – абсолютно исключались. Незнакомые люди не должны были приезжать в Бакстон, а пленники – выезжать оттуда. Перед отъездом Мария получит один час на сборы, и она не сможет принимать посетителей после девяти вечера.
Между тем сама королева Елизавета будет путешествовать по Мидленду и может – именно может – тоже приехать в Бакстон. Если она сделает это, то ожидает, что он будет досконально следовать ее указанием.
Шрусбери вздохнул. Он не знал, что лучше: надеяться на приезд Елизаветы или уповать на то, что этого не случится.
Считалось, что теплые источники в Бакстоне лечат массу болезней – от рахита до стригущего лишая и от растяжений до «ипохондрических ветров», но больше всего они славились целебным воздействием на больные суставы. Вода была не обжигающе горячей, как в купальнях Бата, поэтому более привлекательной для немощных людей. Она изливалась из глубоких источников в крытую купальню с мраморными скамьями, поэтому пациенты могли отмокать в воде в течение двух-трех часов, пока проветривали их одежду. В дополнение к этому больным предписывалось пить воду из колодца святой Анны, начиная с трех пинт в день и постепенно увеличивая дозу до восьми пинт; различные целебные процедуры были рассчитаны на четырнадцать, двадцать и сорок дней.
После курса лечения на водах и оздоровительных процедур считалось, что пациенты должны заниматься физическими упражнениями. Более сильные и здоровые могли выезжать на соколиную охоту, стрелять из лука и играть в кегли. Более слабые мужчины и все женщины ограничивались облегченным вариантом боулинга на доске с желобами.
Люди, постоянно занятые при дворе и лишенные возможности регулярно приезжать на воды, пили бакстонскую воду из бочек, специально присылаемых для этой цели. Дадли тоже был большим любителем этой воды.
Они наконец прибыли на место. Марии помогли выйти из кареты и проводили в ее апартаменты в новом четырехэтажном постоялом дворе, где могли разместиться около тридцати человек. Его владелицей являлась графиня Шрусбери. По правде говоря, Бесс владела самим курортом и установила распорядок выплат из денег, поступающих от пациентов: половину раздавали беднякам, а другая половина доставалась главному врачу и его помощникам. Изнутри доносился приглушенный шум голосов; гостиница была оживленным местом, где люди постоянно общались друг с другом. Шум мгновенно стих, когда королеву Шотландии проводили через общие комнаты в ее покои.
Мария обрадовалась, что побудет некоторое время одна. Она ненавидела чужие взгляды; впервые она поняла, какой безобразной предстает со стороны – сгорбленной и немощной, гораздо старше своего возраста. Это было новое и неприятное чувство. Она всегда воспринимала свою красоту и изящество как должное… до сих пор, пока все вдруг не исчезло. Возможно, лучше было не приезжать сюда.
«Сначала мою репутацию подорвали публикацией «Писем из ларца», а потом мою веру запятнали резней в ночь святого Варфоломея. Мое дело пошло прахом после падения Эдинбургского замка, а теперь даже мой последний дар, мою красоту, похитила болезнь. Я не так сожалею о потерянной красоте, как об утрате человеческого расположения. Люди более склонны помогать несчастной и красивой пленнице, чем безобразной и больной монаршей особе. И… если я когда-нибудь снова встречусь с Босуэллом, я не хочу, чтобы он видел мое уродство».
Она посмотрела на свое отражение в оконном стекле. На расстоянии и в рифленом стекле она по-прежнему выглядела привлекательной, но знала, что при свете дня и вблизи далеко не так красива. Во всяком случае, для незнакомых людей.
Мария надела белый купальный халат и осторожно подошла к краю купальни. Окунув ногу, она сочла воду приятно теплой и ласковой, поэтому погрузилась целиком и заняла место на подводной скамье. Вода доходила ей до плеч. Легкий пар поднимался вверх и крошечными каплями оседал на лице. Ее колени и лодыжки, сильно опухавшие по утрам, так что она едва могла встать, теперь испытывали приятное покалывание и расслаблялись в теплых циркулирующих потоках. Она вытянула ноги, чтобы еще больше расслабить мышцы, вздохнула и откинула голову.
Сегодня в купальне было лишь несколько пациентов: пожилая женщина с каким-то кожным заболеванием, распухший от водянки мужчина и худой паренек, хрипевший от астмы. Они смотрели на нее глазами, помутневшими от боли, и, судя по всему, не узнавали в ней никого, кроме товарища по несчастью.
После купания, медленной прогулки в свою комнату и легкого ужина – местное меню было близко к постному – ее уложили в кровать с двумя свиными желчными пузырями, наполненными горячей водой, чтобы она могла пропотеть как следует. Это тепло уже оказало свое целительное действие: ее конечности восстановили былую подвижность, а головные боли прекратились.
Шрусбери заглянул к ней, и она извинилась за то, что не может встать с постели.
– Боже упаси прерывать лечение вашего величества, ради которого мы приехали сюда, – сказал он. – Вижу, вы улыбаетесь; вам стало лучше?
