– Я не знала, что именно здесь похоронен архиепископ. Мне хорошо знакома его огромная статуя на Лагомаджиоре. Почему ее сделали такой большой?
– Друзья Карла Паромео опасались, что его скоро забудут. Они решили, что при статуе в 21 метр высотой архиепископ лучше сохранится в памяти народной. Вы бывали на Лагомаджиоре?
– У меня там вилла.
– Прекрасное место. Вам можно только позавидовать. – У начала лестницы, которая вела в часовню, я остановился. – Могу я попросить вас об одном одолжении, синьора?
Она посмотрела на меня. Мы были одни в полутьме, я еле удержался, чтобы не схватить ее в объятия.
– В чем дело? – спросила она.
– Приглядывающий за гробницей архиепископа монах ожидает чаевых, а у меня, к сожалению, нет денег. Я был бы вам благодарен, если бы вы дали ему 20 лир. Потом вы можете вычесть их из моего гонорара.
– У вас действительно нет денег?
– Временные затруднения.
Она открыла сумочку и дала мне 20 лир.
– Судя по всему, вы не слишком много зарабатываете на своем месте.
– Но это совсем не означает, что я – плохой гид. Просто время от времени случаются неудачи.
– По-моему, вы прекрасный гид, – сказала она, улыбнувшись.
– Прошу прощения… – я бросился вперед и схватил за руку Торчи, пытающегося проскользнуть мимо меня. Не отпуская его руку, я подвел своего давнишнего знакомца к женщине.
– Позвольте вам представить, синьора, самого знаменитого карманника, работающего в соборе. Будь так добр, Торчи, верни синьоре те вещи, которые ты только что у нее украл.
Торчи, небольшой толстячок, с круглым жизнерадостным лицом, стал шарить по карманам, лучезарно улыбаясь.
– Это только для практики, синьор Дэвид, – начал он оправдываться и вернул женщине бриллиантовую брошь, наручные часы, портсигар и кружевной платок. – Вы же знаете, что я никогда не потрошу ваших клиентов. Вот, все возвращено.
– Убирайся, негодяй! – крикнул я. – Если ты еще раз повторишь со мной этот номер, я сверну тебе шею.
– Как вы разговариваете в соборе! – искренне возмутился Торчи. – Не забывайте, что вы находитесь в храме Божьем.
Я погрозил кулаком «набожному» вору, и он поспешно исчез в темноте.
– Вот это ловко! – восхитилась женщина. – Как это только ему удалось?
Я рассмеялся.
– Для него это детские штучки. Венцом его воровской ловкости был трюк, когда он на улице стянул у одной женщины пояс для чулок. Она заметила пропажу только тогда, когда у нее начали спадать чулки. Этот пояс и сейчас еще висит у него над кроватью.
– Боже!
– Торчи – величайший художник своего дела, но он здесь не один. Собор буквально кишит карманниками, которые неплохо зарабатывают на туристах. К счастью, я знаю большинство из них, и они не трогают моих клиентов. Вероятно, Торчи соблазнился бриллиантовой брошью.
– Мне не следовало прикалывать ее. – Она нерешительно посмотрела на едва освещенную лестницу, ведущую вниз.
– Можно взять вас под руку? Ступеньки здесь слишком крутые.
– Я как раз хотела просить вас о такой услуге.
Она слегка оперлась на мою руку, и мы начали спускаться вниз. На полпути моя экскурсантка споткнулась и чуть не упала, но я успел ее поддержать и притянул к себе, чтобы она не упала.
– И все это высокие каблуки, – сказала она.
Я ощутил ее грудь у своего плеча и взглянул на женщину. Ее глаза светились в полутьме, как у кошки. Наклонившись, я поцеловал свою спутницу в губы. Она слегка прижалась ко мне. Так мы стояли некоторое время, а потом она отстранилась.
– Этого нам не следовало делать, – сказала она, подняв на меня глаза.
– Да, – согласился я и прижал ее к себе еще крепче. Затем поцеловал еще раз, и она ответила на мой поцелуй.
– Не надо, прошу вас…
Вздохнув, я отпустил ее.
– Прошу прощения, – сказал я. – Мне действительно очень жаль. Не знаю, что это на меня нашло.
– Не говорите, что вам жаль. Мне это понравилось. Но не лучше ли нам выбраться из этого мрачного места?
После тишины и покоя собора нас ослепил яркий солнечный свет на площади, оглушили и поразили оживленное движение и множество сновавших взад и вперед людей. Минуту мы постояли на ступеньках собора, щурясь на яркое солнце. Толпа обтекала нас, и мы чувствовали себя наедине друг с другом.
– Я сунула вам 1000 лир в карман, – сказала женщина. – Еще немного практики – и я смогу быть такой же ловкой, как синьор Торчи.
– Но я их не заработал, – возразил я. – Так что не могу принять эти деньги.
– Замолчите, пожалуйста, я терпеть не могу разговоров о деньгах.
– Тогда позвольте мне по крайней мере проводить вас на крышу. Там вы сможете осмотреть статую вблизи.
– С меня хватит собора. Пойдемте куда-нибудь поесть. Мне хочется с вами поговорить.
С этими словами женщина открыла сумочку и вытащила черные очки. Она надела их, и ее глаза полностью исчезли за стеклами. Я с удивлением отметил, что при этом ее лицо потеряло всю свою выразительность. Глаза – это было единственное, что жило на нем.
– Что вы сказали? – озадаченно спросил я.
– Вы всегда так тупы? Разве вам не хочется поболтать со мной? Куда мы поедем?
Я не знал, что и подумать. Мне и в голову не приходило, что она говорит это серьезно.
– Можно пойти в «Сантернаро» или, если попроще, – в «Савикин».
– Меня больше бы устроила какая-нибудь траттория.
– Вы правда хотите в кабачок?
– Да. Лучше всего, конечно, туда, где вы обычно обедаете.
Я отвел ее к Пьерро, в кабачок, что неподалеку от собора. Пьерро вышел из-за стойки, чтобы обслужить нас. Это был небольшой человечек, с брюшком и узким лицом, скрытым за густой черной бородой. Подойдя к столику, он оглядел мою спутницу, и в его глазах загорелись одновременно удивление и восхищение.
– Синьора, синьор, – сказал он. – Какая радость видеть вас у себя! Что вам принести?
– Прошу вас, заказывайте, – сказала она. – Что здесь лучшее?
– Здесь отличное «Резотто». Это фирменное блюдо траттории, и никто не готовит его лучше Пьерро.
– Итак, «Резотто», – сказала она с улыбкой Пьерро.
– Потом «Ассобукко».
Она кивнула.
– И к этому бутылку «Барелло».
Когда Пьерро скрылся в кухне, дама достала из сумочки портсигар и предложила мне закурить. Я взял сигарету, первую за два дня, и зажег для дамы спичку.
– Наверное, вы думаете обо мне Бог знает что и не совсем лестное, – сказала женщина, прямо взглянув мне в глаза.
