– Нет! Они не могут… – начинает он.
– Ты уверен?
– Дэрроу, пожалуйста! Просто вернись домой. Тебе оно не так нужно, а я… Пойми меня, пожалуйста. Кассий… ему будет стыдно за меня. Как я посмотрю ему в глаза после такого? В нашей семье шрам есть у каждого, мой отец – император! Император, понимаешь? И вдруг его сын не смог даже пережить Пробу… какие разговоры пойдут во флоте?
– Отец никогда не перестанет любить тебя, Юлиан… Мой бы не перестал.
Он отчаянно трясет головой, потом выпрямляется, выпячивая грудь:
– Я Юлиан Беллона из дома Беллона, патриций!
Мне очень не хочется его убивать. Просто нет слов, как не хочется. Только когда и кого интересовало, чего я хочу? Это нужно моему народу. Если Эо смогла пожертвовать своим счастьем и самой жизнью, то уж я своими желаниями – и подавно. Если надо, принесу в жертву и свою душу, и этого маленького принца.
Я нападаю первым.
– Дэрроу… – бормочет он.
Дэрроу, который жил в Ликосе, был добрым.
Я – нет и ненавижу себя за это.
Манеры, правила поведения, мораль – их больше нет. Есть только четыре каменные стены и два человека, которые не могут поделить нужную им вещь. Однако сдвиг в сознании происходит не сразу. Даже когда кровь из разбитого лица Юлиана обагряет мой кулак, это еще не кажется смертельным боем. В комнате тишина, хриплое дыхание отдается эхом, каменный пол холодит босые ноги. Мои движения странно скованны, по спине бегут мурашки. Все как-то странно, такое впечатление, будто я играю роль на сцене.
Они хотят, чтобы я убил Юлиана, потому что он плохо сдал экзамены. Мы явно неравные противники, и я – серп дарвиновского отбора. Природа избавляется от мусора… Но я ни разу не убивал и не знаю, как убивать. У меня нет ни лучевика, ни хлыста, ни даже дубинки. Как это возможно – заставить человеческое тело из мяса и костей истечь кровью, имея в качестве оружия только свои кулаки? Голые юнцы лупят друг друга в запертой комнате. Юлиан топчется в нерешительности, словно пытаясь вспомнить движения танца. Потом вдруг странно изгибается, поднимая локти на уровень глаз. Я чувствую панику, такой вид боя мне незнаком. Качнувшись в сторону обманным движением, он делает выпад, какой-то вычурный, похожий на театральный жест, – видно, что пока неуверенно, вполсилы, – и тем не менее маленький кулачок врезается мне в лицо.
Меня охватывает ярость.
Лицо немеет, сердце грохочет в глотке, по жилам бежит огонь…
Ударом правой я ломаю ему нос. Боже, какие сильные у меня руки!
Тоненько взвыв, Юлиан делает нырок и как-то странно заламывает мне руку. Сухой щелчок, острая боль обжигает плечо. Отвожу голову назад и бью со всей силы лбом в лицо. Потом еще раз и еще, обхватив затылок противника и не давая отстраниться. Что-то трещит, с моих волос капает кровь и слюна, его сломанные зубы царапают лоб. Отскакиваю назад и, крутанувшись на левой ноге, как в танце, бью правой в грудь, вкладывая в удар весь свой вес.
Ребра Юлиана хрустят, будто пучок сломанных прутьев, изо рта с шипением хлещет кровавая пена.
Он опрокидывается на спину. От удара лбом голова идет кругом, в глазах двоится. Я наклоняюсь к лежащему телу. Слезы бегут по моим щекам. Его ноги еще подергиваются, но когда я трогаю его золотые волосы, то понимаю, что передо мной уже труп. Золотые волосы, набухшие кровью, торчат мокрыми перьями. Кровь толчками льется из носа, губы, что так наивно улыбались, теперь скорбно поджаты. Юлиан больше не шевелится.
Шепча имя погибшей жены, падаю на колени и обнимаю ладонями голову мертвого мальчика. Лицо его похоже на кровавый цветок.
Часть III
Золотой
«Вот твой тесак, сынок. Он будет вскрывать для тебя жилы земли, будет убивать гадюк. Не давай ему тупиться, и, когда застрянешь в штольне, он спасет тебе жизнь ценой руки или ноги». Так учил меня мой дядька.
20
Братство Марса
Смотрю на окровавленное, изуродованное тело. Душа моя словно окоченела, сердце гложет пустота. Даже Кассий не смог бы сейчас узнать своего брата. Обтекая золотые знаки на моих трясущихся руках, на пол тихо струится кровавый ручеек. Я проходчик и успел многое повидать, но рыдания рвутся из груди, даже когда слез уже не осталось. Камень студит колени, кровь стекает по голым безволосым ногам – алая, не золотая. С трясущимися плечами я упираюсь, корчась, лбом в холодный пол и замираю в полном изнеможении.
Поднимаю голову, но на полу по-прежнему лежит мертвое тело.
Так нельзя, так неправильно.
Я думал, Сообщество врет только своим рабам. Юлиан всего лишь хуже меня решал задачи и был слабее телом – и вот стал жертвенным агнцем. Из ста курсантов каждого братства половину привезли сюда только затем, чтобы их прикончили пятьдесят лучших. Эта проклятая Проба не для них, а для нас. Даже семья Беллона со всем ее могуществом и влиянием не способна защитить своего отпрыска, если он слаб. В этом весь смысл испытания.
Ненавижу себя.
Конечно, меня заставили, но ощущение сделанного выбора все равно остается, точно так же, как с Эо, когда я потянул ее за ноги и услышал хруст сломанной шеи. Мой выбор, мое решение, хотя на самом деле выбора не было, как и сейчас. Так они взваливают на наши плечи тяжесть вины.
Кровь, везде кровь, и вытереть ее нечем. Голый камень, ни одежды, ничего. Разве таким хотел я стать? Я совсем не такой, я рожден быть мужем, отцом, танцором… Дайте мне рыть землю, петь песни моего народа, прыгать, делать пируэты, бегать по стенам! Я навсегда выброшу из головы запрещенную песню, буду работать и кланяться начальству. Хочу смывать с рук грязь, а не кровь. Мне хватает простого счастья жить со своей семьей.
Свобода обходится слишком дорого.
Эо бы не согласилась.
Ну и черт с ней!
Тянутся долгие минуты, но никто не идет смотреть, что я натворил. На двери нет замка. Не дождавшись, закрываю Юлиану глаза, надеваю золотое кольцо и выхожу, как есть, голый, в холодный пустой коридор. Бесконечные ступени ведут наверх, оттуда пробивается слабый свет. С сырого потолка подземного туннеля сочится вода. Пытаюсь собрать ее в пригоршню и вымыться, но только размазываю кровь по всему телу. От содеянного не уйти, сколько бы шагов ни осталось за спиной. Я наедине со своим грехом. Вот почему они правят нами. Нобили знают, что черные дела остаются на всю жизнь. Это первый урок… или первый урок о том, что слабый не имеет права жить?
Ненависть кипит внутри, но урок я усвоил.
Побеждай. Неси груз вины. Правь.
Они хотят сделать меня безжалостным, укоротить мою память.
С рождения в меня вкладывали совсем другое.
Песни моего народа – это его память. Я запомню то, что сделал, и не сброшу с плеч вину, как мои сокурсники. Только так и не иначе. Не хочу становиться, как они. Я буду помнить, что каждый совершенный грех, каждая смерть, каждая жертва – ради свободы.
