Меня встречают осажденные – изможденные, в грязных лохмотьях. Некоторые так ослабли, что нам приходится их нести. Те, кто может, отдают военный салют или целуют меня, остальные стараются хотя бы коснуться руки. Сломанные ноги, раздробленные руки… Их вылечат на Олимпе, но пока защитники замка бесполезны для нас. Придется использовать одних осаждавших. Клоун с Крошкой уже обращают в рабство бывших солдат Плутона, Аполлона и Юпитера.
Штандарт мне принес, качаясь от ветра, настоящий ходячий скелет, и, когда он приблизился и обнял меня, я вдруг ахнул, едва сдерживая слезы.
Он молча сжимает мои плечи, сотрясаясь от рыданий – почти как Пакс, когда умирал, – только теперь это были слезы радости.
Рок жив!
– Брат мой, – всхлипывает он, – ты пришел.
– Я считал тебя мертвым. – Прижимаю его к себе бережно, чтобы не сломать кости. – Рок, я думал, тебя убили.
Волосы у него поредели, ребра можно пересчитать на ощупь, он словно мокрое тряпье, надетое на палку.
– Брат, я знал, что ты вернешься, я верил… Здесь было так пусто без тебя. – Он через силу улыбается. – Теперь все будет по-другому.
Примас братства Дианы была права: Марс выгорел, как лесной пожар, и остался голодать на развалинах. Рок горестно качает головой, его лицо в шрамах и слезах. Я знаю, что он многое может рассказать – и как тогда выжил, и как вернулся. Только это все после, не сейчас. Хромая, поэт плетется прочь. Куинн, окривевшая и почти столь же изможденная, поддерживает его, едва сумев вымолвить мне «спасибо». Похоже, она больше не с Кассием.
– Он говорил, что ты вернешься, – добавляет она, – он знал.
Поллукс каким-то чудом сохранил остатки юмора и все так же хрипит. Сжимая мою руку, рассказывает, как Куинн с Роком не дали братству распасться, когда Кассий фактически ушел от дел.
– Не убивай его, Жнец… пожалуйста, – просит он. – Парень и так совсем спятил после того, что сделал с тобой. Дай ему побыть одному, уехать подальше, прийти в себя… он свое уже получил. Иногда бывает… так легко забыть, что не имеешь выбора. – Поллукс ковыряет ногой в грязи. – Знаешь, мне тогда поставили в пару совсем маленькую девчонку.
– На Пробе?
– Да… такую хилую, мелкую… Я не хотел, чтобы она мучилась, но быстро не получилось, никак не хотела умирать. – Он сбивается, пытаясь что-то добавить, потом хлопает меня по плечу. – Нам всем туго пришлось, но мы хотя бы не алые, верно?
Он уходит, волоча ноги, и я остаюсь один во дворе своего старого замка. Здесь, на этом самом месте, умер Титус. Поднимаю глаза на башню; выглядит она куда хуже, чем в старые добрые времена. Все теперь хуже.
Проклятье! Ну зачем было Виргинии предавать меня? Черная тень легла на всю мою жизнь. Девчонка могла признаться тысячу раз, но так и не сделала этого. Я знаю теперь, почему она смотрела так на нас с Шакалом и хотела поговорить, но наверняка сказала бы какую-нибудь ерунду. Кровь не водица. Могла признаться, когда я дал ей половину людей, и опять… Забрала с собой свой штандарт и Цереры тоже. Зачем столько? Ясно – чтобы воевать со мной. У меня теперь такое ощущение, будто это она убила Эо, сама надела ей петлю на шею, а я тянул за ноги. Дочь своего отца, что тут говорить.
Мои руки будто вновь чувствуют тот зловещий щелчок. Это я предал Эо, я сам.
Плюю под ноги, во рту сухо. Ни одного глотка воды за все утро. Голова трещит. Что ж, как говорил дядька Нэрол, перед смертью не надышишься. Пора повидаться с Кассием.
Он ждет за столом в штабном зале, на стуле, где я вырезал свой знак серпа. На шее цепь с Рукой примаса, на коленях штандарт братства, в руке обнаженный меч. Немало воды утекло с тех пор, как этот ионный клинок побывал у меня в животе, теперь на эту антикварную детскую игрушку смешно смотреть. Этот зал и все, что с ним связано, остался где-то внизу, в далеком прошлом, но глаза человека за столом по-прежнему задевают мое сердце. К горлу подступает горечь вины, распирая и иссушая душу.
– Прости меня за Юлиана, – выдавливаю я.
Золотые кудри Кассия свалялись, почти потеряв свой цвет от жира и грязи, в них шевелятся вши. Он все еще хорош собой – мне таким никогда не быть, но знакомые искорки в глазах давно потухли. Время и перемена места излечат его душу от ужасов многомесячной осады, горечи потерь и чувства вины, и прежний Кассий вернется. Бедняга, мне жалко его. Смех, да и только. Жалею того, кто пропорол мне живот. По крайней мере, он ни разу не проигрывал – ни один из примасов не может сказать этого о себе, за исключением разве что Шакала.
Кассий снимает знак примаса и кидает мне.
– Ты победил, – глухо произносит он, – только стоило ли оно того?
– Да.
Он кивает:
– Ни тени сомнений, понятно. Вот в чем разница между нами.
Кладет на стол штандарт и меч, поднимается и подходит ко мне. Изо рта у него пахнет гнилью. Я жду, что мы обнимемся, снова назовем друг друга братьями и все простим, но Кассий скусывает грязную корку с ободранных костяшек пальцев и плюет мне в лицо кровью.
– Мы кровные враги, запомни! – шипит он с неповторимым патрицианским выговором. – Если судьба еще когда-нибудь сведет нас, то лишь в смертельном поединке. Если окажемся в одних стенах, наружу выйдет только один. Помни это, презренный червь! Я не успокоюсь до тех пор, пока одно из наших сердец не перестанет биться!
На такое формальное заявление может быть лишь один ответ. Я сухо киваю, и он уходит. Стою один посреди зала, унимая нервную дрожь. Сердце колотится в груди. Как я ни надеялся, что со старой враждой будет покончено, не все шрамы заживают, и не все грехи могут быть прощены.
Вешаю на грудь Руку примаса, беру штандарт и подхожу к стене с каменной картой. Знамя с серпом Жнеца развевается над всеми замками, обозначенными там: пока Тактус готовит Олимп к обороне, мои люди поставили гарнизоны повсюду, где могли. Все земли вокруг теперь принадлежат мне – но не братству Марса. Знак серпа больше похож на символ Лямбды, моего родного клана. Там, в Ликосе, до сих пор трудятся мои брат, сестра, дядя, мать и друзья. Мир для них пока не изменился, но их знак, символ нашего восстания – рабочий инструмент, превращенный в грозное оружие, – уже гордо реет над замками надменных ауреев. Над всеми, кроме одного – Плутона.
Взлетаю с верхушки башни, оставляя замок внизу. Алый проходчик из Ликоса, золотой примас братства Марса, отправляется на свою последнюю битву в этой проклятой долине.
Последнюю перед настоящей войной.
* * *
44
Начало
В мое отсутствие командование армией принял Тактус. Он, конечно, зверь, но мой собственный зверь. С ним мои бойцы готовы к каким угодно кровавым подвигам. Три сотни в сияющей броне с лучшим оружием. Конечно, хватило не всем, особенно гравиботов, но что-то полезное получил каждый. С нами и девяносто новых рабов, которым уже не представится шанса заслужить свободу. Мертвяки с упырями выстроились тонкой золотой цепочкой на краю искусственной горы и вглядываются вниз с двухкилометровой высоты. Наши противники в горах, и, когда они появятся из-за снежных пиков, мы первыми их увидим – главная стратегическая высота у нас в руках. Остальные бойцы – бывшие люди Пакса и отряд Нилы – сторожат кураторский замок и его пленных хозяев. Рабы тоже там. Как жаль, что Пакса с нами нет, я бы чувствовал себя спокойнее у него под боком.
