* * *
Делать на пляже во тьме было особо нечего — только наблюдать, как накатывают и отступают океанские волны под суровыми звездами. Холодный ветер с шипением просеивал песок через дюнную поросль. Вокруг проступало леденящее кровь свечение. Кэрни казалось, что пляж бесконечен: в его представлении он становился метафорой того или иного переходного состояния, границы, пляжа на краю известной Вселенной. Что за чудовищам явится мысль искупаться на таком пляже? Более страшным, нежели сгнивший, утративший сходство с первоначальным скелет акулы, более жутким, нежели плезиозавр, если недолговечная первоначальная гипотеза 1970 года была истинной. Обычно, возвращаясь в коттедж, Кэрни вынимал футляр с жестким диском, где были записаны данные Брайана Тэйта. Он задерживал его в руках на минуту-другую в холодном синюшном свете телеэкрана, затем клал на место. Однажды он вытащил лэптоп и подсоединил к нему диск, хотя включать ни то ни другое устройство не стал, а, вместо этого, пошел в спальню и не раздеваясь лег рядом с Анной, положил ладонь на ее промежность и принялся массировать, пока Анна не застонала, полупробудившись.
Днем он слушал старые записи или переключал телеканалы в поисках любой новости научного характера. Ему все было интересно. Анна же не знала, куда себя деть. Как-то утром за завтраком она спросила:
— Как думаешь, ты меня в конце концов убьешь?
— Вряд ли, — ответил он. — Не сейчас.
И добавил:
— Не знаю.
Она накрыла его руку своей.
— Убьешь, и ты это знаешь, — сказала она. — Ты просто удержаться не сумеешь.
Кэрни взглянул через окно на океан.
— Не знаю.
Она убрала руку и остаток утра держалась замкнуто. Уклончивые ответы всегда оставляли ее озадаченной и, как ему подумалось, рассерженной. Издержки детства. Ее жизненные трудности не слишком отличались от его собственных: не доверяя жизни, Анна искала в ней чего-то более требовательного. Но дело тут было не только в этом. Они загнали себя за флажки собственных отношений и понятия не имели, как дальше вести себя друг с другом. Он не хотел, чтоб Анна выздоровела. Она не хотела, чтобы Кэрни сделался надежным и добропорядочным человеком. По ночам они кружили вокруг да около, выискивая уязвимости и необычные способы принудить партнера к исполнению собственных задумок. Анна в том преуспевала. Однажды ночью она его удивила, попросив со своей обычной ослепительно-уязвимой усмешкой:
— Ты не против мне вставить?
Они стащили с кровати пэтчворковое одеяло и устроились у очага, где догорали, обращаясь в снежно-белую золу, принесенные морем сучья. Анна лежала на боку перед огнем, и тело ее белизной почти не уступало пеплу. Задумчиво оглядывая очерченный тенями худощавый контур, Кэрни произнес:
— Нет. Не думаю, что я смогу.
Она прикусила губу и полуобернулась:
— А что со мной не так?
— Ты никогда этого не хотела, — сказал он осторожно.
— Я хотела, — ответила она. — Я с самого начала хотела, но было же понятно, что ты против. Половина девчонок Кембриджа хотели. А ты все время дрочил и ни разу не кончил в девушку. Инге Нойман — та, с картами Таро, — была этим сильно озадачена.
При этих словах лицо Кэрни помертвело, и Анна хихикнула.
— По крайней мере, я заставила тебя на меня кончить, — сказала она.
Он не нашел ничего лучшего, как рассказать ей о Доме Дрока.
— С дороги этого дома не увидишь, — говорил он, наклонясь вперед и гневаясь сам на себя за вложенные в фантазию силы. — Он очень хорошо спрятан. Видны лишь деревья, плотно увитые плющом, несколько ярдов мшистой дорожки да табличка с именем владельца. На землях рядом с домом всегда лежит тень, не считая тех мест, где солнечный свет яркими лужицами проливается на лужайку через случайные прорехи в кронах деревьев. Место это казалось таким реальным. И тот же самый свет просачивается в комнату третьего этажа, где в духоте под крышей всегда конец дня, где неизменно слышится тяжелое дыхание человека, полностью ушедшего в себя. Потом появляются мои кузины и начинают раздеваться. — Он рассмеялся. — По крайней мере, так я себе это воображал.
Анна взглянула на него в недоумении.
Он прибавил:
— Я бы за ними наблюдал. Мастурбируя при этом.
— Но этого же в действительности не происходило?
— О нет. Это выдумка.
— Тогда я не…
— Я в жизни пальцем к ним не притрагивался. — Он даже не осмелился к ним приблизиться. Такими энергичными, такими грубыми они ему казались. — Иллюзия Дома Дрока отравила мне всю жизнь. Появившись в Кембридже, я оказался бессилен.
Кэрни пожал плечами.
— Понятия не имею почему, — признался он. — Я просто забыть это не мог. То обещание.
Анна уставилась на него.
— Это сущая эксплуатация, — сказала она. — Использовать других в угоду тому, что происходит лишь в твоем воображении.
— Я бежал от вещей, которые стремился… — начал было объяснять он.
— Нет, — перебила она, — это возмутительно.
Она подцепила одеяло за уголок и отволокла его обратно в спальню. Кровать скрипнула под телом Анны. Он чувствовал себя скованным и пристыженным. И сказал жалко, будто сам себе не до конца веря:
— Я всегда думал, что Шрэндер — моя кара за это.
— Убирайся.
— Это ты меня использовала, — проговорил он.
— Нет. Никогда.
26
50 000 кельвинов
— Конечно, нам немного повезло, — признал дядя Зип.
Серия Мау вернулась на орбиту и обнаружила, что там шляется звено Муара, расползаясь во все стороны, как дешевый костюм по швам. Она их чуток потрепала, вырываясь оттуда, и теперь пряталась на гравитационной отмели внутренней системы среди астероидов, общаясь с дядей Зипом по сети переключаемых в случайном порядке прокси-трансмиттеров. Звено Муара хотя и раззадорилось от этой игры в прятки, но только радо было выйти из боя, в котором дядя Зип все равно не позволил бы им победить. Они зализывали раны, пришпоривали математичек и прочесывали сеть на скорости десять миллионов операций за наносекунду. Меж тем Серия Мау смотрела уловкой на дядю Зипа снизу вверх, а дядя Зип смотрел на нее сверху вниз. За необъятным брюхом трудно было разглядеть его лицо, словно вылепленное из белой глины, и модный жилет, весь в капитанских лычках, перехваченный кожаным черным поясом шириной аж восемь дюймов. В одной руке дяди Зипа был предмет вроде бронзового портативного телескопа, а в другой — древняя бумажная книга, астрономический справочник «Наша Галактика и ее звезды». На голове у него торчала матросская фуражка, с надписью затейливым шрифтом по козырьку: «Поцелуй меня скорей!»
— Удачу заменить ничем не получится, — согласилась она.
