Самое поразительное, что эта история не имела вообще
никакого продолжения. Сергей отлично понимал, что Валерий его узнал – да он и
не прятал лица, не скрывал от пакостника, за что свершается над ним эта месть,
– но при всем при том он был убежден: Майданский не осмелится и слова пикнуть
против него. Им приходилось пересекаться и раньше в молодежных компаниях, где
за Сергеем утвердилась слава абсолютно бесстрашного, рискового человека,
который на спор хоть бутылку шампанского выпьет, сидя на подоконнике четвертого
этажа (как Долохов), хоть расколотит окна в пикете милиции на площади Минина –
центральной площади города, хоть въедет на мотоцикле в университетский корпус
(Сергей учился на радиофаке), когда там идет торжественный митинг, посвященный…
да чему угодно посвященный, хотя бы первому выступлению римских рабов против
патрициев под интернациональным лозунгом «Хлеба и зрелищ!». Майданский отлично
знал репутацию Сергея и понимал, что, если решит нажаловаться партийному отцу и
напустит на мстителя местных ментов, Погодин тоже молчать не станет. И уж тогда
Валере Майданскому мало не покажется. А если еще при этом всплывут и прежние
грешки любителя маленьких девочек, заботливо прикрытые отцом и его приятелями
из областного УВД…
Короче, в ту безумную ночь Валерий притащился домой и
сказал, что его били не-знаю-кто-не-знаю-где-не-знаю-почему. Сломанный нос ему
выпрямили, зубы вставили, благоприобретенную в сугробе пневмонию вылечили и
перевели на работу в отдел строительства обкома комсомола. Завотделом. То есть
повысили в должности.
Вскоре Валерий, человек вообще-то легкий и не отягощенный
особым умом (про таких в народе говорят: «Думает не головой, а головкой!»),
забыл и Лиду Погодину, и ее опасного братца. Или почти забыл. При всей своей
дурости он был немного философом и понимал, что пострадал за дело и еще легко
отделался. Ведь Сергей мог его вообще убить…
Уж не предчувствие ли вещее его посещало? Но если даже и
так, Валерий был слишком самоуверен, чтобы прислушиваться к каким-то там
предчувствиям!
Нижний Новгород – город не бог весть какой большой, но все
же и не столь маленький. Здесь можно годами не видеть старых знакомых –
особенно если не стремишься с ними встречаться и вы вращаетесь в разных сферах.
Особенно если страна в это время вдруг пошла вразнос и надо пытаться как-то
усидеть в этой полуразбитой колеснице. Каждый думал о себе, и было не до старых
обид и старых счетов.
Во время павловской реформы остатки сбережений Николая
Погодина, заботливо оберегаемые его сестрой, превратились в нечто эфемерное.
Лида в это время доучивалась на филфаке университета и уже была замужем за
Виталием Приваловым, своим другом детства (они когда-то вместе занимались еще в
том приснопамятном фольклорно-музыкальном детском коллективе). Вместе с мужем и
его приятелем Иннокентием Кореневым они организовали первое в Нижнем Новгороде
частное издательство и попытались наводнить рынок той литературой, которую все
трое любили больше всего на свете: сказками.
К сожалению, это было время всеобщего беспредела. Тот, кто
помнит, меня поймет, а кто не помнит, все равно не поверит. «Лимонные»
состояния (это никакая не метафора, ибо деньги в ту пору были такие –
миллионы-»лимоны») наживались и исчезали за один день, а то и за час. Получить
товар от поставщика и не заплатить – вошло в норму, это называлось «кинуть».
Фальшивые накладные, фальшивые авизо, фальшивые договоры и ордера… Финансовые
пирамиды, обман на каждом шагу, полный беспредел, полуматерное слово
«плюрализм», как девиз жизни… Зазвучали первые контрольные выстрелы, профессия
киллера вошла в моду, а самыми авторитетными и значимыми людьми стали воровские
«авторитеты». Они определяли цены, моды, политику (хотя нет, политику страны
определяло ЦРУ!), музыкальные и литературные пристрастия, стиль жизни и
стилистику речи.
Это было безумное время… Впрочем, почему было? Оно и теперь
продолжается, просто мы к нему малость приспособились, привыкли, стали воспринимать
как норму то, от чего раньше падали в глубокий обморок, умирали от инфаркта или
травились выхлопными газами в автомобиле.
Но вернемся в 1991–1992 годы и в Нижний Новгород.
Издательство «Ребус», руководимое Лидой Погодиной, Виталием Приваловым и
Иннокентием Кореневым, распродало стотысячные тиражи своих сказок по городам и
весям и теперь тратило целые состояния на телефонные переговоры, пытаясь
выколотить деньги из недобросовестных плательщиков. Как назло, именно в это
время полным ходом шел распад Союза, намечался распад России, «самостийные и
незалежные» страны Балтии, Грузия, Украина, Казахстан и иже с ними плевать
хотели на какое-то там нижегородское издательство, которое мечтало получить
свои кровные. Отдельные, особо мечтательные футурологи грезили о создании
Дальневосточной республики. А потому один из покупателей сказок, сахалинский
предприниматель Игорь Малышкин, решил не выбиваться из стаи и кинуть этих
волжских лохов на двадцать пять тысяч долларов.
Сумма-то, может, была и не бог весть какая… но дело в том,
что ее взял в долг Иннокентий у каких-то очень серьезных мужиков. Трудно было
поверить, что с ним сделают именно то, что грозились, однако приятели все же
решили подсуетиться и начали ездить по неправедным должникам с просьбой вернуть
деньги. Поездки в Киев и Ташкент толку не принесли. Грозный вообще разучился
говорить по-русски. Однако на Сахалине Виталию неожиданно повезло. Он
выдрал-таки из Малышкина – то ли подобревшего, то ли усовестившегося, то ли
напугавшегося при виде «варяжского гостя» – всю сумму долга и полетел домой.
Однако при пересадке в Красноярском аэропорту деньги у Виталия были отняты
какими-то лихими людьми, так что он вернулся домой с дрожащими руками, ножевым
порезом на боку и прорезанным же карманом куртки. Разумеется, пустым…
История в то время совершенно типичная, никого не удивившая,
и последствия она, увы, имела тоже типичные. И кошмарные.
Через неделю после возвращения Виталия Иннокентий, который
не вернул в срок долг, был избит до полусмерти и чуть не полгода провел в
больницах. Его беременная на пятом месяце жена была так напугана случившимся с
мужем, что у нее случились преждевременные роды, и она умерла от болевого шока.
Но эти страшные события проходили как бы вдали от
Погодиных-Приваловых, потому что Лида немедленно после возвращения мужа с
Сахалина заявила о своем намерении развестись с ним.
О причинах этого она ни брату, ни тетке не сказала. Просто
вернулась в свою прежнюю квартиру и попыталась жить, как жила прежде. Однако
это не получилось, потому что Сергей, который тоже дружил с Виталиком много
лет, оскорбился за друга и откровенно сказал сестре, что подло бросать
человека, которого и так стукнула жизнь.
