– Видимо, ты рассчитывала, что он начнет приносить тебе в
клювике легкие денежки? – беспощадно спросил Сергей. – Значит, в радости ты
быть с ним готова, а как насчет горя? Пройдешь стороной? А может быть, ты
хотела что-то урвать втихаря от этих двадцати пяти тысяч баксов, которые он не
привез? Слава богу, что те подонки, которые его ограбили, уберегли тебя от
искушения, иначе то, что случилось с Кореневым, было бы сейчас на твоей
совести!
В ответ Лида промолчала – и брат с сестрой вообще не
разговаривали месяц. За это время Лида, которая все эти годы параллельно с
учебой на своем филфаке упорно занималась французским языком, познакомилась с
девушкой-француженкой и вскоре уехала к ней погостить. Совершенно неожиданно
для себя она нашла работу в Париже. Именно тогда в столицу мировой моды хлынули
потоком новые русские богачи, битком набитые деньгами, жаждущие их потратить,
но не умеющие связать даже двух слов для того, чтобы выразить свои намерения.
Лида устроилась в Галери Лафайет (там работала ее новая подруга)
переводчицей-консультантом и пять лет только и делала, что переводила с
французского на русский все, что имело отношение к одежде, белью, обуви,
аксессуарам, косметике, посуде, пластинкам, книгам, видеокассетам и
компьютерным дискам… Она хорошо зарабатывала, она была довольна жизнью, она
вполне могла бы остаться во Франции, если бы захотела, например, выйти замуж,
ибо у нее было два очень даже серьезных кавалера! Но три года назад она получила
известие о том, что Сергей арестован за убийство Валерия Майданского и получил
пять лет лагерей, а тетя Сима умерла.
Пришлось возвращаться. Страшно звучит, конечно, однако Лида
была рада вернуться – пусть и по такому печальному поводу. Она была из тех
людей, которые способны жить полноценной жизнью только дома, только на родине.
Страшно захотелось наверстать все, чего она сама себя лишила: например,
защитить кандидатскую диссертацию по русской демонологии. Деньги у нее были, и
немалые: в Париже она хорошо зарабатывала, а жила очень скромно.
Вскоре Париж забылся, как прекрасный, но далекий сон.
Напоминали о нем только вещи, которыми Лида обзавелась на годы и годы вперед:
свитерки, юбки, брюки, блузочки, пиджачки… В Галери Лафайет для персонала часто
устраивались распродажи по поистине смехотворным ценам, так что она и впрямь
изрядно прибарахлилась.
Теперь жизнь ее резко изменилась. Сидела в библиотеке,
готовила диссертацию, вела факультативы, занималась оформлением невеликого
наследства, хлопотами о брате: посылками, переводами, письмами… От свиданий с
Лидой Сергей отказывался: он находился в лагере в Оренбургской области и
считал, что сестре ни к чему подвергать себя таким тяготам и ехать бог знает
куда, чтобы встретиться с ним. Ничего, скоро это кончится. Осталось три года,
осталось два года…
Он вернулся этой зимой – подобием человека. Вернулся, чтобы
умереть.
За годы разлуки они стали чужими: ведь не переписывались, не
перезванивались, когда Лида была в Париже, связь между ними осуществлялась
только через тетю Симу. И только страшное увечье Сергея и его тихая, воистину
мученическая смерть заставили Лиду осознать: кровь – не вода, и есть в кровной
связи людей нечто не объяснимое словами да и, наверное, не нуждающееся в
объяснениях. Она не предполагала – она вдруг безошибочно почувствовала той
кровью, которая была у нее общей с Сергеем: его преступление, увечье, его
гибель – не случайность. Не просто роковое стечение обстоятельств! Это звенья
одной цепи… цепи, каким-то образом замкнутой словами «красная волчица».
Сначала они были просто эфемерным образом, бесплотной тенью.
Теперь в них забилась, заиграла некая жизнь. Так мигают, словно пульсируют,
разноцветные огоньки на вывесках в ночных клубах.
Вывеска «Рэмбо» была синяя, «Льва на Покровке» – золотая,
«Гей, славяне!» – голубая; вывеска «Барбариса» ослепляла смешением красок. Ну а
у «Красной волчицы», само собой, она была красная.
Как зимний закат. Как кровь.
Закат в крови – и жизнь к закату мчится…
20 декабря 2002 года
Пистолет вдруг выпал из его рук, и патроны начали один за
другим выкатываться из ствола с протяжным, заунывным звоном…
Что за чушь? Как они могут выкатываться?!
Ярослав вздрогнул, открыл глаза и уставился на пол. Никакого
пистолета там и в помине нет, разумеется. И, уж конечно, никаких патронов.
Приснилось? Неужели он заснул? Ну, видимо, да… А этот назойливый звон – его
издает тот предмет, которому положено звонить по должности. А именно – дверной
звонок.
Ярослав с усилием приподнялся с кресла: по своей дурацкой
привычке он сидел, поджав ногу, и та затекла. Бросил взгляд на часы, стоявшие
напротив, на телевизоре, – сколько? Шесть?
Шесть?! Он что, весь день проспал, до вечера? Судя по всему,
да, потому что кому взбредет в голову являться в гости в шесть утра? Главное
дело, сейчас-то, в декабре, что в шесть утра, что в шесть вечера – на улице
одна картина: темень! Правда, в шесть вечера в домах светятся окна. А в шесть
утра нормальные люди еще спят.
Все еще припадая на затекшую ногу, он шагнул к окну,
выглянул. Слава те, господи, в многоэтажном доме на той стороне Звездинки
освещены только несколько окошек. Значит, он проспал не весь день, а только час
или полтора. Да и то, если рассудить, за день сидения в кресле нога не просто
бы затекла, но и вовсе отвалилась бы, а теперь уже ничего, «оттерпла», можно
идти и выяснять, кого это принесло ни свет ни заря.
Он уже стоял у двери, когда вдруг пришло в голову, что это
явилась Лола. Хотя нет, вряд ли. Не для того она так панически смывалась от
него несколько часов назад, чтобы сейчас взять да прийти с повинной головой!
Скорее, там не Лола, а те, кого она привела с собой… Узнала
о случившемся, перемножила два на два и поняла, кто виноват. И решила, что ее
очередь следующая. А что она еще могла подумать после его дурацкого появления
на студии телевидения? А он ведь просто хотел спросить, зачем она этих ребят
подставила? Ведь после того, что Ярослав узнал из «Трудных итогов», стало ясно,
что он свалял невиданного дурака! Забавно: никогда не смотрел эту передачу,
терпеть не мог ее ведущего, напоминающего живого покойника, однако именно этот
типчик открыл ему глаза на величайшую ошибку его жизни.
Да нет, не могла Лола оказаться такой стервой, не могла!..
Звонок вновь залился трелью. Ярослав угрюмо покачал головой.
Может, он и дурак, но уж трусом-то никогда не был. Хватит стоять тут, словно в
надежде, что тот – вернее, те! – кто ломится в дверь, передумают и уйдут. Как
будто в шесть утра эти ребята приходят для того, чтобы тотчас же передумать!
