Лида и Женя переглянулись с ужасом, вполне понятным в наше
время вообще, а жильцам первого подъезда дома номер семь «а» по улице
Полтавской – в особенности.
– То есть как это – не нравятся женщины? – выдохнули они
робким хором.
– Легко, – ответил Ларик. – Из всех женщин в мире мне
нравятся только мама, баба Клава, тетя Лидуся, Танька Ховрина из третьего «Б»,
Нина Селезнева из десятого «А», миледи из «Трех мушкетеров», Джулия Робертс –
всегда, а Шарон Стоун – только в «Основном инстинкте», потом еще новенькая
продавщица в кондитерском отделе в супермаркете. И все! – Ларик немножко
подумал и добавил: – Нет, еще та девушка, которая в рекламе «Тампакс». Черненькая
такая, в беленьком платьице. Но теперь уж точно – все!
Лида вырвала елку из сугроба, прижала к своей видавшей виды
дубленочке, которой соседство иголок было нипочем, и, прощально махнув ошалелой
Жене, ринулась в подъезд – молча, стиснув зубы, чтобы не расхохотаться.
Кажется, за ориентацию Ларика можно не опасаться! И слава
богу! Но засмеяться при нем – боже упаси: этот юный лев самолюбив, как истинный
царь зверей, вовеки не простит. Поэтому расхохотаться она позволила себе только
на лестнице – и хохотала все время, пока поднималась на третий этаж и когда
отдавала елку Женькиной маме. Баба Клава, вернее Клавдия Васильевна, была
женщина совсем еще не старая и веселая – приняв елку и выслушав рассказ Лиды о
том, что произошло во дворе, она тоже засмеялась.
– Проходи, Лидочка, чайку попьем, – пригласила баба Клава. –
Таки-ие рогалики у меня!.. Покушай, золотая моя, а то вон какая тощая стала, ну
сущая волчица голодная! Куда больше худеть, небось уже сорок второй размер!
– Нет! – выставила ладони вперед Лида. – Нет, Клавдия
Васильевна, спасибо большое. Это вам и вашей Женьке идет приятная полнота. А
мне идет суровая худоба. Размер же у меня не сорок второй, а по-прежнему сорок
шестой, увы. Поэтому – нет, не искушайте меня бесами углеводов! К тому же я на работу
опаздываю. Пойду этих потороплю. – Она ткнула указательным пальцем в потолок:
Ванька и Валька жили над Поливановыми-Серебряковыми – на четвертом этаже. –
Договорились встретиться в четверть десятого, уже половина, а их и в помине
нет. Ой, – поразила ее догадка, – а вдруг они пробежали, пока я тут стою?!
Видят – меня нет, сели и уехали?
И в то же мгновение точнехонько над их с Клавдией
Васильевной головами раздался грохот. Такое было впечатление, что упало что-то
очень тяжелое. Даже люстра в прихожей закачалась. Вслед за тем кто-то быстро
протопал, а потом снова что-то грохнулось – теперь уже в комнате.
– Дома, голубки! – брезгливо сказала Клавдия Васильевна. –
Что они там делают, новые позиции осваивают?
Лида покраснела. Она почему-то жутко стеснялась таких
разговоров – что с малыми, что со старыми. Строго говоря, стеснялась обсуждать
эти проблемы и со своими подругами, и со знакомыми противоположного пола, из-за
чего многие искренне считали ее не просто старой девой, но замшелой девой.
Наверное, они были бы жутко изумлены, если бы узнали, что Лида Погодина
побывала-таки замужем – правда, недолго, всего полтора года, но все-таки… Вся
штука в том, что она искренне пыталась забыть свое неудавшееся супружество – и
это ей почти удалось. Вспомнила Лида Виталия и их былые отношения вынужденно,
встретилась с ним после многолетней разлуки через силу, ну и нет ничего
удивительного, что эта встреча окончилась хуже некуда!
При одном только воспоминании о последнем разговоре с
Виталием настроение рухнуло ниже нижнего предела, скисло, как молоко на солнце.
Скорей бы оказаться на студии! Там некогда думать о таких глупостях, как
душевное равновесие, братская любовь, справедливость и месть! Там надо
работать, работать!
Лида торопливо простилась с бабой Клавой вместе с ее
рогаликами и взбежала на четвертый этаж. Остановилась перед дверью, кокетливо
обитой сизо-голубым кожзаменителем, с витиеватым номером 17, протянула руку к
звонку. Заливистое курлыканье, которое обычно звучало глуховато (звонок у
Вальки с Ванькой был укреплен в любимом месте этой парочки – в спальне),
показалось Лиде неожиданно громким. Неудивительно – дверь-то приотворена.
– Эй, ребята! – окликнула Лида, толкая ее и пытаясь
просунуть голову в коридор. – Вы не забыли про тракт?
Дверь, однако, больше не поддавалась, словно кто-то из двоих
– Ванька или Валька – стоял за ней и не давал открыться.
– Ребята, можно? Это я, Погодина, – проговорила Лида. – Мы
опаздываем просто клиничес…
Она осеклась. Из глубины квартиры прозвучал какой-то звук.
Всхлипывание, что ли?
Загадка. Неужели эти моральные уроды по своему обыкновению
начали выяснять отношения не вовремя? И Ванька или Валька выпалил, что их
любовь была ошибкой, что нашел другого, что настало время расставаться? И
сейчас Валька или Ванька рыдает на руинах разбитого чувства?
Сколько угодно, голубчики. Только не сейчас!
Лида изо всех сил толкнула дверь – но та сдвинулась всего
лишь на какие-то сантиметры. Ее что-то держало снизу – подпирало и не пускало.
Лида села на корточки и просунула руку – убрать помеху. Рука схватилась за
что-то костлявое, обтянутое тканью. Лида повозила рукой вверх-вниз,
вправо-влево и сочла, что ощупывает чью-то ногу, согнутую в коленке и обтянутую
джинсами. Джинсы неизменно носил Ванька, Валька же – легонькие клетчатые
брючата в невыразимый обтяг. Лида вспомнила, как что-то тяжело обрушилось над
их с бабой Клавой головами несколько минут назад, и поняла, что это упал
Ванька. Упал и почему-то до сих пор лежит на полу. А второй грохот, видимо,
означал падение Вальки? Что это их ноги держать перестали с утра пораньше?!
– Ваня, это ты? – крикнула она в приступе ужаса и так сильно
налегла на дверь, что та наконец подалась.
Лида смогла просунуть в коридор голову и увидела
скрючившееся тело.
Это был Ванька, сидевший в нелепой позе на полу: подобрав
коленки, закинув голову и разбросав руки. Рядом валялись его куртка и Валькина
несусветная шубейка из стриженой и крашенной в ярко-синий цвет, баснословно
дорогой норки.
По желтому яркому Ванькиному свитеру расплылось
темно-красное пятно, и Лида зачем-то потянулась к нему рукой, хотя и так было
ясно, что это кровь.
Просунуться дальше, впрочем, не удалось. Лида резко
отпрянула за дверь, стащила дубленку, пиджак, бросила на пол и теперь
протиснулась в коридор почти без усилий. Щелкнула выключателем, склонилась над
Ванькой, зажала рот руками, увидев кровавое отверстие пониже правого плеча,
откуда торчали клочья простреленного свитера и пузырчатыми толчками выливалась
кровь. А Валька, Валька-то где?!
