– Ну как же это может быть? – усмехнулся парень. – Если
логично и доходчиво объяснила – то как же она может быть сумасшедшей?
Логичность и связность изложения – признаки нормального рассудка.
– А вы что, психиатр? Или, не дай бог, психоаналитик? –
покосился на него Виталий.
– Нет, ни то ни другое. Просто рассуждаю.
– Ну и не надо рассуждать о том, в чем ни черта не
соображаете, – окрысился Виталий. – Именно сумасшедшим свойственна такая
внешняя логичность поведения, что они любого эксперта вокруг пальца обведут.
Целую комиссию Фрейдов одурачат. Но я говорю именно о внешней логичности.
Потому что, если заглянуть в глубинные причины их поступков… исследовать, так
сказать, мотивацию… тут диву дашься: как могло такое в голову прийти! Как
нормальная вроде бы женщина может таить в душе столько злобы! Ненависти! И что
бы она мне там ни говорила…
Виталий осекся, заметив, что парень метнул в него какой-то
очень уж заинтересованный взгляд.
Похоже, он не в курсе дела. Может, рассказать, из-за чего
весь сыр-бор?.. Поведать, к какой цели стремится его чокнутая работодательница?
Чем черт не шутит, вдруг да удастся воззвать к его благоразумию, добросердечию,
ну, какими еще качествами может обладать человек? К совести… да нет, вряд ли! У
самого-то Виталика этого пережитка нет и никогда не было, так что предполагать
его наличие в других – слишком с его стороны смело. Добросердечие, кстати, из
той же оперы… И вообще! Ну, расскажет он парню о мотивах. И чего добьется? Ведь
может статься, он из породы таких же чокнутых, как она. И имеет столь же
вывихнутое понятие о справедливости и своем праве ее восстанавливать. А главное
– она, конечно, этого парня чем-то держит. Вряд ли большими деньгами – ну
откуда у нее настолько большие деньги? – скорее, здесь что-то личное.
Амур-тужур? А если так, между этой парочкой вряд ли удастся вбить клин.
Ну а хоть бы это и удалось? Получилась бы минутная отсрочка,
не более. Все равно эту пламенную идиотку на полпути не остановишь. Она всегда
была такая – упертая, сколько Виталий ее знал. Фанатичная! На все ведь пойдет,
на все! И если пообещала рассказать Иннокентию о том давнем случае правду –
значит, расскажет. Ох, господи…
– Между прочим, Коренев не женится не только потому, что не
может забыть свою покойную жену, вам это известно? – вдруг произнес парень. –
Есть основания думать, что он был так избит и изуродован – тогда, много лет
назад, – что… навсегда потерял некоторые мужские способности. Ну, я уже не
упоминаю об этой его странной манере сидеть, как бы навалясь на правый бок. И о
прооперированном легком. И об отбитых почках. Да, его не пощадили. За какие-то
несчастные двадцать пять тысяч долларов он расплатился со слишком большими
процентами. Чрезмерно большими! Хотя платить должен был другой человек, верно?
И если бы Иннокентий Петрович узнал, что обязан всеми своими несчастьями
лучшему другу… узнал бы даже сейчас, через столько лет, что на основе тех
двадцати пяти тысяч баксов тот сколотил себе небольшое, но весьма стабильное
состояньице, позволяющее ему относиться к работе рентгенолога без напряга, а с
удовольствием, трудиться исключительно ради искусства, потому что он и правда
любит свою работу, вдобавок кандидатскую пишет неспешно, с удовольствием, вот
уже который год… Думаю, самое малое, что сделал бы Коренев, узнав правду о том
приключении в Красноярском аэропорту, это попросил бы Данилу Гордеевского
исполнить долг дружбы. А может быть, просто сделал бы эту историю достоянием
гласности. Наши СМИ набросятся на этот сюжет, как голодные псы. Понимаю, потеря
честного имени вас пугает меньше, чем мастера зачисток Данилу Гордеевского.
Поэтому… подумайте о своих внутренних органах, умоляю вас. Сами подумайте.
Врачу, изцелися сам!
Мимолетно Виталий отметил, что, даже откровенно ерничая,
парень произнес это старинное изречение совершенно правильно, поставив ударение
там, где надо: врачу, а не врачу. Ибо слово «врач» здесь употреблено в
старинном звательном падеже. Был такой в старославянском и древнерусском языке.
Открыла это Виталику в свое время одна филологиня… надо думать, та же самая,
которая обучила правилам произношения этого психологического киллера! А может,
нынче киллер сам по себе пошел такой образованный, кто его разберет.
Черт… Эк они его обошли, скрутили! Она, все она – дура
беспонятливая. Ну ясно же, что Виталик отдал, отдал бы эти дурацкие деньги,
если бы знал, как это все обернется для Иннокентия! Что он, в самом деле, зверь
какой-то, что ли? Думал, обойдется… В крайнем случае, даже был готов, что ему
тоже морду малость набьют. Они же тогда, в 92-м, еще не знали, в какое
кошмарное время живут! Не знали, что все прежние понятия о человечности
потеряли смысл. Ну разве не могли эти опасные ребята, у которых занял денег
Иннокентий, подождать немного с возвратом долга? Не подождали… С другой
стороны, Иннокентий сам виноват: взял бы деньги у порядочных людей, а не у
братков. Нет, это был не Данила, который у него теперь в лучших корешах ходит,
а какие-то совсем уж отвязные маргиналы первой демократической волны. Сущие,
как теперь модно выражаться, мизерабли. Они ведь даже никаких оправданий его
слушать не стали: сразу начали колотить, требуя, чтобы или долг выложил, или
подписал документы на продажу квартиры. Как бы в счет долга. Нет, Кеша все же
был дурак упертый. Ну, взял бы да и подписал эти документы! Но он думал об их с
Элькой будущих детках. И начал форс гнуть. А вышло, что его согнули в такую
дугу… от него отступились только потому, что решили: ну, перестарались, забили
клиента до смерти. Элька и нашла его… таким. Конечно, все понятно, что с ней
потом приключилось. Если бы Кеша на самом деле так ее любил, как теперь кричит
на каждом углу, он бы ради нее же поступился малым. Чтобы сохранить большее.
Что такое квартира в сравнении с жизнью! В конце концов, он мог бы назвать
браткам курьера, у которого украли деньги в Красноярске. Выдал бы им Виталика –
и дело с концом!
Вот что не давало Виталию покоя все эти годы. Нет, не муки
совести за то, что ради этих баксов устроил красноярскую инсценировку: куртку
себе разрезал, бок не пожалел исполосовать – только кожу, конечно, но все равно
это было чертовски больно. Попробовал бы кто-нибудь… Да он еще, для пущего
эффекта, приложился подбородком к дверному косяку. Якобы вмазали ему. Отняли
деньги, избили, порезали, пригрозили, чтобы не вздумал идти в милицию, – за ним
следят, за каждым шагом…
Каждый за себя, один бог за всех – так говорили в старину.
Ну вот и он был за себя там, в Красноярском аэропорту, когда устроил себе эту
пытку в туалетной кабинке, чтобы присвоить двадцать пять тысяч баксов. В конце
концов, именно Кешка втравил его в эту дурацкую издательскую авантюру, которая
не принесла им ни денег, ни славы, ни удачи – ничего, кроме хлопот и
нервотрепки. Он и расквитался с Кешкой за свои обманутые надежды.
