С другой стороны, было бы, наверное, справедливо, если бы
Коренев отдал своим мучителям Виталия. Бросил бы его им, как кость. Само собой,
он, Виталий, вернул бы деньги. Не сумасшедший же – ради каких-то бумажек, пусть
даже зеленых (между прочим, серых!), все на карту ставить, жизнью рисковать! Но
Иннокентий промолчал… И Лидка ведь тоже промолчала, не выдала мужа! А она
знала, она все знала. Виталик ей сам рассказал. По пьянке, дурак, расхвастался,
когда она совершенно случайно наткнулась на деньги, захованные на самой верхней
– под потолок! – книжной полке. Кто знал, что Лидке, которая отличалась
патологической аккуратностью, вдруг привидится какая-то болтающаяся паутинка в
углу и она полезет сметать эту галлюцинацию веником! Ну и смела… пачки денег.
Что характерно, она решила, что эти деньги прятал здесь
хозяин квартиры, которую они снимали с Виталиком в то время! И удержать ее от
немедленного звонка этому старому придурку, который вообще ни одного доллара в
глаза не видел, небось и знать не знал, что это такое, можно было только одним
способом: рассказать ей правду. Что Виталик и сделал, дурак.
Ну и… кончилась их семейная жизнь. Потому что Лидка
потребовала вернуть деньги Кеше. А он пообещал – и не сделал этого. Просто не
успел: на другой день Кешку взяли в оборот, потом случился этот кошмар с Элей…
словом, тут уже никакие деньги помочь не могли. А Лидка, когда узнала, что муж
деньги не отдал, взяла да и подала на развод. Но, что самое удивительное, не
заложила его ни Кеше, ни брату своему. Серега Погодин, надо отдать ему должное,
хорошо к Витале относился и если не вразумил сестру кулаками, то потому лишь,
что предрассудки у него такие были: женщину пальцем не трогать. А Лидке не
помешала бы хорошая порка! Если бы Виталик был росточком сантиметров на пять
повыше и пошире в плечах, он непременно вломил бы женушке как надо! Но разве
можно с позиции силы разговаривать с женщиной, в которой те же сто семьдесят
два сантиметра, что и в тебе, а когда она на каблуках, то сразу начинает
смотреть на тебя сверху вниз? А Виталик вдобавок тонкокостный, поэтому кажется
более хрупким, чем есть на самом деле, Лиду же формами бог не обидел, то-то она
все мечтала похудеть. Теперь-то и в самом деле похудела, даже отощала. Небось
довел ее до точки этот безумный план отмщения, в котором она отвела бывшему
мужу ведущую роль!
И продолжает отводить, если судить по тому, что прислала к
нему этого киллера с непроницаемыми глазами и зачесанными назад светлыми
волосами, которые придавали его худощавому лицу вызывающий вид.
Ну, что делать? А нечего делать. Пора включить воображение и
в самом деле представить, что сделает с ним Кеша, если только узнает правду… А
если дело дойдет до прессы, то Виталию никогда в жизни кандидатскую не
защитить, факт. Эти нищие интеллигенты его не пропустят. В том случае, если,
конечно, он останется жив после разборок с ребятами Данилы Гордеевского. Да
небось и сам Кеша не погнушается руки испачкать в крови бывшего друга детства.
О, за-ра-за… Зараза Лидка! Ну за каким чертом ей
понадобилось всколыхнуть в душе Виталия все давно забытое, давно притихшее,
уснувшее под толстым слоем времени! Скажем, попросила бы у него денег. Разве он
не дал бы? Дал! Нет, ей деньги не нужны. Ей нужна его душа.
А ведь делать нечего. Придется соглашаться. Душу у него все
равно вынут. Или Лидка – фигурально, или Кеша с Гордеевским – буквально. Так уж
пусть лучше это произойдет метафорически.
– Ладно, согласен, – буркнул Виталий. – Скажите ей – все
сделаю. А когда?
Парень не удивился его согласию. Похоже, не сомневался в нем.
Правильно рассчитал: такие доводы, как эта папка, нестохастическая – хоть и
гипотетическая! – реакция Иннокентия и мрачный образ самого визитера с этим
пистолем в руке, действуют более чем убедительно.
– Теперь осталось устроить так, чтобы эта особа сама к вам
обратилась, – мягко пояснил парень, не убирая, впрочем, пистолета. Видимо,
просто так, на всякий случай. – Подвести ее к этой мысли. Заставить, грубо
говоря… Но это уже не ваша проблема. Вы просто должны будете позвонить ей.
Когда конкретно – вам скажут. Позвонить, заинтересоваться ее проблемами и
пригласить к себе на прием. И как только назначите ей время, немедленно
сообщите – сами знаете кому. Номер мобильного у вас есть? Ну, вот я вам оставлю
на всякий случай.
Положил на стол заранее приготовленную бумажку.
Виталий с ненавистью смотрел на твердый, крупный, сильно
наклонный почерк своей бывшей жены. Согласно исследованиям графологов, люди с
таким косым почерком весьма подвержены чужому мнению, их легко сбить с пути.
Черта с два! Спите спокойно, господа графологи! Ваши
заключения ни к черту не годятся! Покажите мне человека, который Лидку с пути
истинного собьет! Ему надо при жизни памятник поставить, авансом Нобелевскую
премию выдать. А также Букеровскую. Хотя это из другой оперы…
– А скажите, э… не знаю, как вас, – Виталий досадливо
прищелкнул пальцами. – Вот вы говорите, что теперь эту особу надо заставить мне
позвонить. А кто будет ее заставлять? Не вы ли, позвольте спросить?
– А вам что за печаль? – осведомился парень, сгребая папку,
легко поднимаясь из продавленного кресла и весьма профессионально – не
поворачиваясь к Витале спиной – отступая к двери.
– Да так, интересуюсь, – пожал тот плечами с видимой
небрежностью. – Просто хотел вас остеречь – по знакомству, так сказать. Эта
особа не менее тонкая штучка, чем та, которая вас ко мне послала. А может, и
более. У нее весьма расплывчатые моральные принципы и полное отсутствие
осторожности, если закусит удила. А кусается она очень больно. Ясно? Так что
опасайтесь, как бы не попасть из огня да в полымя. Не оказаться меж двух огней.
Понятно?
Честно говоря, он тихо надеялся: если не поставил Лидке
палки в колеса, то хоть песочек в бензобак подсыпал, выражаясь доступным
языком. Но он недооценил киллера!
– То есть как бы не очутиться в том же положении, в каком
пребываете вы в данный исторический момент? – хмыкнул тот. – Ничего. Как-нибудь
отобьемся! Всего хорошего, Виталий Павлович.
И киллер ушел, аккуратно прикрыв за собой дверь, оставив
свою жертву в состоянии тихого, бессильного бешенства. Между прочим, у Виталия
стало бы значительно легче на душе, если бы он мог предвидеть, что настанет
день, когда его пророчество сбудется… И настанет сей день очень скоро! Но
поскольку он не обладал паранормальными способностями, то оставался в глубокой
тоске и печали еще долго. И никому, тем более бедной Анюте, не удалось вывести
его из этого состояния!
