Ярослав запер машину и поспешил вслед за Лидой, которая уже
перешла наискосок дорогу и нырнула в арку дома, который соседствовал с тем, где
располагалась «Красная волчица». Здесь, на Рождественской улице, бывшей
Маяковке, дома по обе стороны стояли плотной стеной, изредка прорезаемые только
поперечными улицами (они здесь назывались съездами, потому что вели круто вниз
с высокой горы – ныне набережной Федоровского) да этими арками. За внешне приличной
стеной старинных, конца XIX – начала XX века, зданий с их многочисленными
вывесками («Скоба», «Барбарис», «Джинсовый стиль», «Мегаполис», «Фортуна»,
«Фигаро», «Продукты», «Охранное агентство «Вестерн» и прочая и прочая) таилось
хитросплетение проходных дворов, сохранившихся в неприкосновенности еще с тех
времен, когда плохие мальчики народовольцы-бомбометатели скрывались тут от
царских шпиков и жандармов, ну а воры, пристанищем которых была старая
Рождественка, держали здесь свои «малины». В то время компьютерных салонов не
было и в помине – их место занимали мелкие и крупные лавки, кабаки, рестораны,
а также доходные дома и многочисленные «нумера». Кстати, именно эти
«антикварные» местечки были, извините за выражение, воспеты местным уроженцем и
завсегдатаем, по совместительству буревестником революции Максимом Горьким в
бессмертной пиесе «На дне». Хочешь не хочешь, а проходя этими темными
подворотнями и проходными дворами, невольно вспомнишь порожденных означенным
Буревестником трепача Сатина и ухаря Ваську из этой самой пиесы, а также Павла
Власова в пору его ранней и крайне бестолковой молодости, еще не
оплодотворенной революционными идеями. Хотя Павел-то, коренной
сормович-пролетарий, здесь вряд ли хаживал, ему сюда ход был заказан…
Разумеется, вспоминал этих анахронических личностей лишь
народ, отягощенный интеллигентскими предрассудками. Люди попроще и
посовременней думали прежде всего о том, чтобы уберечь свои карманы и жизнь от
нынешних обитателей этих заповедных местечек, крутейших маргиналов. И ни один
человек в здравом уме и трезвом рассудке не сунулся бы в одиннадцатом часу
вечера в этот проходной двор позади ночного клуба «Красная волчица».
На этом и строился весь план операции. Что здесь никого
лишнего не окажется.
Внутри двора темно, черт ногу сломит, и единственное
освещенное окошко мало спасало положение. Однако Ярослав и Лида уже дважды
проторили здесь тропу двумя прошедшими вечерами, поэтому чувствовали себя в
темноте почти уверенно.
Они держали путь именно к окошку.
Приблизившись, Ярослав заглянул за выступ облупившегося
крыльца с новенькой металлической дверью (черный ход клуба «Красная волчица»),
вынул оттуда загодя припрятанный деревянный обрубок и, подставив его как раз
под освещенное окно, вскочил на эту подставку. Сначала он пригнулся, но
постепенно выпрямился и заглянул в зарешеченное окно. Теоретически, поскольку
выступление певицы уже началось, кабинет директрисы (а ею и была эта самая
певица) должен был пустовать, но чем черт не шутит…
Черт ничем не шутил – в кабинете никого не оказалось.
Ярослав, не оглядываясь, опустил руку и тотчас ощутил в ней деревянный штырек.
Он хмыкнул, потому что сейчас напоминал себе хирурга, ассистентка которого
понимает шефа без слов. Ну, они с Лидой отработали каждое движение.
Он просунул штырек сквозь прутья решетки и осторожно начал
постукивать в форточку. Та неохотно подалась. За два вечера наблюдений удалось
установить, что форточка закрывается туго, поэтому хозяйка никогда не
поворачивает шпингалет. Это было очень кстати.
Форточка приоткрылась. Ярослав опустил штырек вниз, Лида
приняла его. Теперь в ладонь Ярослава легло что-то холодное и тяжелое. Знакомое
ощущение! Его «вальтер». Ярослав просунул ствол в форточку, изогнулся, ловя в
прорезь мушки букет огромных искусственных, очень красивых хризантем, стоящий
чуть ниже уровня его глаз, на книжном шкафу (кабинет находился в полуподвале),
прицелился и осторожно – он привык, что «вальтер» при выстреле чуть дергается и
может сбить прицел, – нажал на спуск.
Раздался негромкий щелчок. Ярослав знал, что запас газа в
баллончике уже на исходе, именно поэтому звук выстрела был еле слышен. Газ мог
закончиться вот-вот, однако он сознательно шел на этот риск, чтобы выстрела не
мог расслышать охранник, стоявший по ту сторону двери. Силы оставшегося газа
вполне хватило, чтобы вытолкнуть из ствола маленькую желатиновую капсулу и
заставить ее пролететь расстояние в два метра – от форточки до стены над
букетом ненатурально красивых неживых хризантем. Более того, этой силы было
вполне достаточно, чтобы заставить капсулу разбиться о стену и усеять цветы
маслянистой росой. Больше ничего и не требовалось.
Кстати, он всегда жалел, что имеет не настоящий «вальтер»,
но только не сегодня вечером. В настоящем капсулу расплющило бы о боек в одно
мгновение. Пневматика – это было именно то, что надо.
Ярослав знал, что не промахнется. Это надо было очень
постараться – промазать с двух метров! Убийцу отца он застрелил тоже через
форточку. Правда, в руках тогда у Ярослава был обрез, а стрелять пришлось с
двадцати метров. Вдобавок, не стоя на удобной подставке, а сидя на березе на
высоте четвертого этажа.
Ничего, попал, куда метил – в голову. До этого, правда,
Ярослав месяц тренировался. Кажется, навыки стрельбы через форточку остались у
него теперь на всю оставшуюся жизнь.
Это у него, во всяком случае, получалось гораздо лучше, чем
стрельба в упор по живым людям. Взять хотя бы тот провальный эпизод на
Полтавской… Именно благодаря тогдашней своей чудовищной глупости он сейчас
торчит на этом чурбане в темном дворе и делает то, чего хочет от него девушка с
косичкой школьницы и душой натуральной леди Макбет. У кого это, подумал
Ярослав, у Лескова, кажется, есть рассказ «Леди Макбет Мценского уезда»? Так
вот, эта красотка в клетчатой юбочке и коричневых чулочках запросто может
зваться «Леди Макбет Советского района Нижнего Новгорода». А впрочем, у леди
Макбет были совсем другие побудительные причины, чем у Лиды. Да и руки в крови
означенная леди обагряла сама, лично, не нанимала киллеров…
Ярослав был уверен, что все в порядке, но на всякий случай
нажал на спуск еще раз. «Контрольный выстрел!» – подумал он с мрачной улыбкой
и, перехватив револьвер за ствол, опустил его вниз.
Револьвер был принят, а вместо него в руке Ярослава
оказалась толстая металлическая проволока, согнутая крючком. Этим крючком он
подцепил край форточки и начал тянуть его на себя. Когда край почти достиг
фрамуги, Ярослав резко рванул проволоку и успел выдернуть ее из окна прежде,
чем форточка закрылась. Почти. Хозяйка, правда, закрывала ее чуть плотней, но
совсем ненамного. Вряд ли она заметит разницу. Главное, с виду все в порядке:
окошко притворено.
Ярослав спрыгнул с чурбачка.
