– Может, чайку согреть? – спросил Вадик, и Лида мысленно
постучала себя укоряюще по лбу: почему не догадалась прихватить какой-нибудь
тортик? Беседы за рюмкой чаю обычно располагают к доверительности. Как бы
половчее выйти из ситуации?
– Нет, спасибо, Вадик. Я перманентно худею, так что не
искушай меня без нужды…
Вадик окинул ее внимательным неодобрительным взглядом.
– Худеешь? Ты? А зачем? У тебя какой размер, сорок шестой?
Ну и куда меньше – при твоем росте?! Кто тебе сказал, что мужчины любят
вешалок?! Вообще, это ужас какой-то: все красивые женщины сознательно уродуют
себя! У меня есть одна знакомая певица, безумно красивая баба, так надо видеть,
во что она превратила себя за последние три месяца!
Лида подавила желание снова стиснуть руки.
Певица! У него есть знакомая певица! Неужели речь снова
зашла о Майе Майданской? Какое странное совпадение…
Надо надеяться, что на Лидином лице не отразился охотничий
азарт, который охватил ее. Она покосилась на Вадика и вдруг заметила на его
лице промельк точно такого же азарта, какой сама же старалась скрыть от него. Слишком
уж пристально смотрел на нее Вадик!
Почему? И что это за странное выражение в его светлых
глазах? Такое ощущение, что он на что-то пытается намекнуть Лиде…
А вдруг и в самом деле пытается? Что, если насчет полыни это
была не обмолвка, а намек? Ему интересно было посмотреть, как отреагирует Лида.
А по поводу дамы, которая похудела за последние три месяца, – это разве не
намек? Ведь Сережа умер именно три месяца назад! Неужели… неужели Вадик снова
имел в виду Майю? Неужели он вот таким образом, скрытно, хочет дать Лиде
понять, как сильно Майя переживала смерть своего бывшего возлюбленного?
Рассказывай… люблю твои рассказы! Переживает она! Ну прямо
извелась вся, бедняжка!
Ну что ж, пора, наверное, переходить от намеков и полутонов
к прямым вопросам.
– Ты, наверное, плохо себя чувствуешь, Вадик, а я тут тебя
всякой болтовней донимаю! – покаянно вздохнула Лида. – Ничего, я сейчас уйду.
Посмотри только на это фото и скажи, где я могу отыскать эту женщину.
– Ну, давай поглядим, – согласился хозяин.
Лида достала из сумки файл и протянула Вадику фотографию. У
него взлетели брови:
– Ишь ты! А у меня такой нету! Где ж это мы снимались?
Давно, слушай, у меня волос-то еще сколько было, прямо есенинский чуб! А Серега-то
какой… умри, Голливуд! Эх, сколько лет… иных уж нет, а те далече, как Саади
некогда сказал. Нет, серьезно, это мы где? Хотя знаю, знаю! Да у Надюшки же
Васиной на даче! Точно, во-он домик вдали за деревьями виднеется. А мы, должно,
на шашлычках отрываемся. Неужели ты Надюшку Васину не помнишь? Хотя да, ты у
нее ни разу не была, у тебя была своя тусовка. Она теперь знаешь кто?
Завкафедрой в универе, представляешь? На радиофаке чего-то там возглавляет…
забыл, как называется. Сопромат, что ли? Кстати, на радиофаке сопромат
проходят, нет? Не знаешь? Ну и хрен с ним, короче. Надюшкин телефон я сейчас
по-ищу, а живет она на Свободе, это же совсем рядом с тобой. Можешь позвонить,
а можете и пересечься где-то, она будет рада от Сереги привет получить, она всегда
говорила, что твой брат – один из лучших людей, каких она только знала…
Вадик суетливо полез в ящики письменного стола – в один,
другой, третий, – и только тут Лида, малость отупевшая от его гнусавой,
насморочной скороговорки, сообразила, что Вадик собирается втюхать ей
координаты какой-то Надюшки Васиной – дамы, может быть, и приятной во всех
отношениях и к Сереже прекрасно относившейся, однако совершенно ей, Лиде, не
нужной. А нужна ей Майя, которую Вадик на снимке как бы даже и не заметил. Почему?..
Да понятно, почему. Он убежден, что Лида не может не знать
Майю! Ему даже фантазии не хватит вообразить обратное!
Ну что ж. Приходится признать, что очень бедная у Вадика
фантазия.
Теперь такой вопрос: открыть Вадьке глаза на его ошибку или
сделать вид, что он прав? Но не напугает ли его признание Лиды, что она знать
не знает бывшую любовницу брата? Как бы тут не ошибиться, как бы не взять
неверную ноту, не переиграть! Вадик – он просто валяет из себя жизнерадостного
валенка, а чуть ему покажется что-то не так, мигом замкнется, как улитка в
раковине, и поди выковырни его оттуда!
А может быть, ничего и не надо усложнять? Быть проще?
Быть проще – означает сказать ему чистую правду…
– Вадик, да ты не ищи этот дурацкий телефон, – выпалила она,
подчиняясь внезапно пробудившейся интуиции. – Подожди, слышишь? Я тебе наврала.
Я к тебе совсем не за Надюшкиными координатами пришла…
Вадькина голова высунулась из-за стола. Он молча уставился
на Лиду, потом встал, опираясь на столешницу, выпрямился и стащил с лица
марлевую маску.
Вытер заметно вспотевшие щеки и лоб.
– Уф-ф! – вздохнул с явным облегчением. – Ажно взопрели
озимые, как говаривал старик Ромуальдыч.
– Инда, – усмехнулась Лида.
– Чаво? – вскинул брови Вадик.
– А того, что не ажно, а инда взопрели, как утверждал
означенный старик, – пояснила она.
– Ну и хрен с ним, – мотнул головой Вадик. – Главное, что
они взопрели – и я вместе с ними. Знаешь, я так и понял, что про Надьку – это
только дымовая завеса. С тех пор как Майя мне позвонила и рассказала, что
видела тебя в «Красной волчице», я не сомневался, что ты рано или поздно ко мне
придешь – посмотреть …
Та же интуиция, которая вдруг вылупилась из кокона временной
спячки, словно бабочка, коснулась крылышками губ Лиды и не дала им сказать
какую-нибудь провальную дурь, типа: «Посмотреть? На что посмотреть?!» Она
промолчала, только кивнула, словно признавалась в чем-то – сама не знала в чем.
