Когда оно исчезло, стало немного легче.
– Значит, Сергей тебе все рассказал… – помолчав,
пробормотала Майя. – Вот уж не думала, что он про наше сможет кому-то
рассказать…
– Ты его хорошо знала, да? – усмехнулась Лида.
– Уж получше, чем ты.
– Верно. Получше. И ты правильно сомневаешься. На самом деле
он мне ничего про ваше не говорил. Я сама узнала. Мне на это потребовалось
довольно много времени. А впрочем, не так уж и много… Он умер в феврале, а в
конце мая я уже все знала.
– Я хотела прийти на похороны, но… – заикнулась было Майя, и
тут Лида не сдержалась: так ткнула ей в бок стволом, что Майданская громко
охнула.
– Но! Но – что? – выкрикнула Лида со злостью. – Ты все время
боялась, как бы кто-то не заподозрил, что между вами с Сергеем что-то было
раньше? И он убил Майданского, потому что безумно любил тебя? Ты напрасно
думаешь, что все люди такие дураки. Про ваш роман многие знали, а догадывалось
еще больше.
– Не говори этого пошлого слова! – вдруг закричала и Майя. –
Между нами был не роман, а… а…
– А что? – насмешливо спросила Лида. – Великая любовь? Но
какая же это любовь, когда женщина посылает на смерть того, кого она любила и
кто ради нее совершил преступление, а потом с легкостью необыкновенной, даже не
оглянувшись на прошлое, выходит за другого? Это не любовь. Это убийство!
– С легкостью необыкновенной? – повторила Майя, косясь то на
Лиду, то на дорогу. – Да я лютому врагу не пожелаю такой легкости, даже тебе!
Да я два года места себе не находила от горя, от того, что Сергей пропадает в
лагере, а я без него пропадаю. А потом окольным путем получила от него письмо.
Первое и единственное. Он писал, что время тянется невыносимо медленно, что он
боится: я устану ждать. И что он попытается как-нибудь себя в тюрьме изувечить.
Чтобы руки лишиться или ноги. Чтобы его комиссовали и выпустили из тюрьмы
раньше срока. И спрашивал, нужен ли мне будет одноногий волчище…
Я не ответила ему. Я вдруг впервые задумалась, что будет,
когда он выйдет. Здоровый, покалеченный – какая разница?! Мы, когда задумывали
все это, мы знали про будущее одно: Сергей возвращается, мы женимся и живем
безбедно и счастливо. А теперь я вдруг наткнулась, как на ухаб, на такой
вопрос: а как мы сможем соединиться? Как я выйду за Сергея? Тогда только дурак
не догадается: в деле Майданского что-то было нечисто! Только идиот не
просечет, что между нами имел место преступный сговор – так, кажется, эта штука
в УК называется? И себя я подставлю, и Сергея снова начнут мотать. Не понимаю,
как мы не подумали об этом раньше, как не предусмотрели этого… И вдруг ко мне
пришло осознание всех последствий – и самого страшного из них: если наша мечта
рухнет, если мы сойдемся для того, чтобы снова расстаться – и заплатить уже на
полную катушку за смерть Майданского, – да мы же возненавидим друг друга! Я это
знала, чувствовала! Как только я это поняла, любовь моя к Сереже умерла и душа
моя освободилась. Поэтому я уже не любила Сергея, когда встретила Олега в
консерватории.
– Где? – недоверчиво уставилась на нее Лида.
– В нашей Нижегородской консерватории, на концерте
«Рождественские дни». У меня есть приятель, у которого старинная подружка там
преподает и в хоре поет. И она его пригласила на заключительный концерт
«Рождественских дней». Мы случайно на улице встретились, я в такой депрессухе
была, ну а друг-меломан уверен, что хорошая музыка подобна костоправу – все на
место ставит, все душевные вывихи. И взял меня с собой. Концерт великолепный
был, это правда. Все безукоризненно. И вот вышел хор юношей, стали петь
«Богородице, Дево, радуйся» в современной аранжировке. Зал просто рухнул от
восторга! Такие вещи иногда делают католики со своими гимнами, чаще –
протестанты, но чтобы наш, православный, гимн так звучал… Стены дрожали! И вот
пригласили выйти композитора-аранжировщика. Вышел мальчик такой, волосы в хвост
завязаны, нос такой смешной… Вышел, поклонился, посмотрел в зал исподлобья…
почему-то именно на меня посмотрел. Ну и все. В меня будто молния ударила.
Потом другие номера были, но я вроде бы и не слышала их, мысли крутились как
бешеные, все думала, как мне его найти. Хоть беги за сцену, хватай его за руку…
Выходим с другом моим из зала, он мне что-то говорит, спрашивает, как концерт,
понравилось ли мне, а я ничего не соображаю. И вдруг вижу – у дверей стоит
Олег. Как будто ждет меня! Ну, он потом сказал, что и правда ждал… Вот так
началось. Ты пойми: я счастлива с ним, но… Но иногда мне снилось, что Сережа
вышел, что мы вместе. И все сбывается так, как мы когда-то мечтали.
Голос Майи был мягкий-мягкий. Лида искоса взглянула на ее
губы, дрожащие в нежной улыбке, на четкий, красивый профиль…
Профиль Сергея! Его застывшие, твердые губы, белый лоб,
неподвижные ресницы!
В это мгновение «шестерка» резко вильнула по дороге к
обочине – так резко, что Лиду швырнуло на дверцу. Тотчас Майя бросила руль,
схватилась за свою дверцу и уже высунулась было из нее, но Лида успела
вцепиться в ее плечи обеими руками и втащить обратно в машину, которая все еще
ползла к обочине. Она взмахнула «вальтером» и только каким-то чудом удержала
себя от того, чтобы не ударить Майю рукояткой в лицо. Снова уткнула дуло ей в
бок:
– Веди машину! Ну! Ну!
Майя затравленно взглянула на нее и послушно взялась за
руль, выровняла автомобиль на дороге.
– Прибавь скорость.
Лиду трясло так, что «вальтер» прыгал в ее руке. Наверное,
Майе было больно от этих скачущих движений, она кривила губы, но не жаловалась.
С надеждой поглядывала в зеркальце заднего вида, но дорога была пуста, и лицо
Майи омрачилось.
Несколько минут прошло в молчании.
– Куда мы едем? – наконец разомкнула Майя поблекшие от
напряжения губы.
– А вы меня с этим твоим Андреем куда хотели привезти? –
ехидно спросила Лида.
У Майи побагровели скулы:
– Мы то место уже проехали.
– А что вы там собирались со мной сделать? – не унималась
Лида.
– Что? – пожала плечами Майя. – Отбить у тебя охоту
отравлять людям жизнь. Понятно? Какое ты имеешь право людьми манипулировать? А?
– Кто бы говорил… – тихонько протянула Лида, но Майя словно
не слышала.
– Почему заставляла этого парня травить меня, а Виталия –
облучать? – выкрикнула она. – Откуда ты такая безжалостная? Даже Виталий меня
пожалел. Напугать – напугал, до полусмерти, но облучать не стал. Даже твой
этот… Дед Мороз… нас вчера только прогнал из твоего подъезда, но ничего плохого
не сделал. А ты что от меня хочешь? Куда мы едем, в конце концов?!
