Чего-то не хватало с некоторых пор… Ага! Размеренного и негромкого похрапывания Сидорчука. Мельком оглянувшись, я обнаружил, что Сидорчук уже не спит, а внимательно слушает наш разговор — польский он знал достаточно хорошо и, безусловно, понимал все до словечка. И лицо у него какое-то странное, отнюдь не скептическое. Словно бы он…
Полог взлетел вверх — точно так же, без стука, пошел капитан Ружицкий, посмотрел на нас с Томшиком, усевшихся друг против друга, с некоторым удивлением, но спрашивать ничего не стал. Спросил только:
— Вы не против, пан капитан, что я поговорю с Томшиком на свежем воздухе?
Понятно — свои секреты, которые следует уважать, как он уважает мои…
— Мы, собственно, уже закончили, — сказал я, вставая.
Когда они с Томшиком вышли, я снова глянул на Сидорчука — и точно, лицо у него было какое-то неправильное. Ему бы смотреть на свой вновь обретенный автомат и радоваться, что все обошлось, — а у него физиономия, как тогда в шеренге у Томшика, и взгляд пару раз вильнул так, как никогда за ним не замечалось…
До меня кое-что стало доходить, но я до конца не верил.
— Старшина, — сказал я, подойдя и останавливаясь над ним. — У тебя такой вид, будто… Ты что, всему этому веришь?
Он вскинул на меня страдальческие глаза и тут же опустил — так что сомнения уже не осталось.
— Сидорчук, мать твою, — сказал я, сердито отметив, что это прозвучало чуть ли не жалобно, вовсе не внушительно. — Ты же, в бога в душу, кадровый, у тебя пятнадцать лет под портупеей против моих пяти! (Годы учебы я считать не стал.) Ты же в партию вступил на десять лет раньше меня… И веришь всему этому? Черти лесные самого франтоватого вида… Черепки вместо золота, девушки уведенные… Сидорчук! Я с тобой совершенно неофициально говорю, слово офицера. Или ты трус, и тебе слабо по душам поговорить?
Как ни смешно, но «на слабо» он и повелся, как мальчишка. Поднял голову, какое-то время колебался, потом сказал решительно:
— Если неофициально, товарищ майор, то я вам скажу так… Он очень правильную вещь сказал. Не в партийности тут дело и не в безбожии. Вы — горожане, а мы с Томшиком — мужики из глухомани. Там и в самом деле еще остается по чащобам… всякое.
Я саркастически ухмыльнулся:
— Что, и у вас, в вологодских буреломах, ходят такие вот красавчики в старинной одежке, девок воруют?
— Нет, — сказал он серьезно. — Таких у нас отроду не водилось, это уж какая-то польская разновидность. В каждой избушке свои игрушки… Но вот кой-чего другого хватает. О многом я только слышал, но и сам по молодости повидал. Хоть под трибунал отправляйте, а оно есть…
— Да брось ты… — поморщился я. — Какой трибунал… Значит, веришь? Что есть такой Борута, каким его Томшик описал?
— Верю, товарищ майор, — сказал Сидорчук с видом человека, поставившего все на карту. — И в самом деле, все до мелочей сходится, до капельки. Как он меня, сволочь, по лесу водил… Леший так именно и водит.
— И что ж ты такого видел на своей Вологодчине? Расскажешь?
— Коли уж разговор неофициальный… Уж извините, товарищ майор, не расскажу. Потому что вы все равно не поверите. Томшику ведь сейчас не поверили?
— Нет, — сказал я. — Не поверил и не поверю. Ладно. Лежи, отдыхай, тихо радуйся, что автомат нашелся. А у меня, уж не посетуй, нет никакого интереса слушать про лесных чертей. Не бывает их, не верю…
Повернулся и вышел, даже не злой, а скорее уж расстроенный: от кого-кого, а от Сидорчука не ожидал никак. Чтобы кадровый военный, партиец, с многолетним стажем, матерый розыскник верил но все эти стариковские сказки… И Томшик хорош…
…Назавтра меня разбудил Сидорчук. Я, как за мной всегда водилось, проснулся моментально, огляделся. Уже стало светать, но до подъема пара часов.
— Снизу идут «студеры», приличной колонной, — доложил старшина. — Как бы не обещанное подкрепление? Быстро закрутилось…
Действительно, поддакнул я мысленно. Что ей делать, длинной колонне, где-то в другом месте? «Большая дорога» тянется в обе стороны километра на три, а потом с обоих концов рассыпается на превеликое множество вовсе уж узеньких, ведущих к тем самым деревушкам-хуторкам…
— Пошли посмотрим, — сказал я, уже влезши в сапоги и застегивая гимнастерку. — И вот что, Сидорчук… Не вздумай болтать про эту свою чертовню, разве что с Томшиком, потому что вы кое в чем, я вижу, одного полета птички. Сам понимаешь.
— Прекрасно понимаю, — сказал он сумрачно. — Кто ж тут болтать станет…
Когда мы вышли на обочину, передний «студер» как раз сворачивал на большую дорогу, влево, проехал мимо нас, следом потянулись остальные, задний брезентовый борт был скатан и поднят, в кузовах я увидел солдат. Они вроде бы нацелились проехать мимо — но, когда на большой дороге оказалась замыкающая машина, передняя резко взяла вправо, остановилась на обочине (там, на противоположной стороне дороги обочина была шире, чем наша, так что оба наших «студера» выдавались на дорогу, и проезжающим мазурам приходилось, объезжая их, брать чуточку влево), одна за другой — а в хвост ей стали сворачивать остальные. Теперь никаких сомнений не осталось — подкрепление, к нам, и немаленькое. Оперативно… Даже учитывая особую важность нашего задания, такой оперативности на фронтовом уровне сплошь и рядом не добьешься, тут без Москвы явно не обошлось…
Все пока что оставались в кузовах. Только из-за передней машины показался офицер и быстрым, упругим шагом направился в нашу сторону. Невысокий майор, этакий крепыш, с кантами и в фуражке НКВД. Подойдя ко мне, вытянулся, лихо бросил руку к козырьку:
— Майор (фамилию за давностью лет запамятовал), командир отдельного батальона войск НКВД по охране тыла. Прибыл в ваше распоряжение, товарищ… капитан.
Я козырнул в ответ, тоже представился. Что характерно, у него на лице не было и тени легкого неудовольствия, какое непременно будет присутствовать, как ты его ни прячь, у любого офицера, которого направляют в распоряжение младшего по званию. Отсюда автоматически проистекает: ему либо сказали мое настоящее звание, либо намекнули, что по званию я буду повыше капитана. Не зря же он сделал эту коротенькую, но многозначительную паузу перед тем, как произнести мое «маскировочное» звание, — уж не давал ли мне тонко понять, что его посвятили в некоторые детали? Судя по ухваткам и наградам, мужик бывалый…
— Какими силами располагаете? — спросил я, уже прикинув, что «студебеккеров» все же недостаточно для батальона.
— Две роты, два проводника с собаками.
— Какая задача поставлена?
— Прочесать лес в указанном районе. Во всем остальном, сказали при отправке, вы сориентируете на месте.
— Карта с указанием отведенного для прочески района при вас?
— Конечно. — Он полез в планшетку, подал.
Забавно. Один в один та, что у меня, — маломасштабная, вроде наших двухверсток, и, судя по печатному грифу, тоже не из военного ведомства, а из повятого лесничества. Что же, лесники такие карты составляют не хуже военных…
