– Ну, пейте же со мной. За Венецию! За Отелло! За Дездемону! Да благоденствует их постель!
[144]
– Что?
– Вы знай, блядь, пейте.
Выпили до дна. Яго наблюдал за капитаном из-за обода своего, а Кассио пил и морщился. Стукнув кубком о стол, он весь передернулся.
– Ну, выкладывайте добрую весть, – сказал он.
– Еще один!
– Нет, еще один – и глядите, в голове какая пертурбация. Я в этом слаб, к несчастью, и добавлять не смею больше
[145]
.
– Но я вам расскажу – и будете рады. Честное слово.
Кассио сощурился и пристально посмотрел на Яго, словно пытаясь разглядеть истину в мареве, подымавшемся вокруг него, – и вдруг его увлек пурпур, которым вино окрасило его амбарную книгу, смешавшись на странице с чернилами.
– Ладно, еще один. Начисляйте, добрый Яго!
Яго начислил.
Кассио встал и широким жестом – с немалым расплеском притом – поднял тост:
– За Отелло, за Дездемону, за Венецию, за Яго, за сиськи! – за сиськи выпить непременно надо, уж коли пьете вы за счастье – за…
– Венецию! – подхватил Яго.
– Венецию? А как же сиськи?
– Вы знай, блядь, пейте.
– Ну.
Выпили, и кубки грохнули о стол, как молотки-близнецы на аукционе.
– Еще разок! – объявил Кассио.
– Но ваш сюрприз. Я должен передать известье вам.
– Божий кровоспуск, Яго, вы болтать намерены или бухать? Разливайте! – И Кассио протянул свой кубок, словно требовательный побирушка.
– Куртизанка Бьянка послала меня вас привести. Она вас хочет видеть сегодня. Сейчас.
– О, Бьянка. – Кассио взял кубок на грудь. – Она ко мне сюда порой заходит. Кокетливая потаскушка. Сдается мне, я ей небезразличен. Годная женщина.
– Знамо дело. Красотка.
– Ну тогда что ж. Пошли! Вперед! Пойдемте, Яго. К прекрасной Бьянке. – Кассио ринулся в открытую дверь. Меч в ножнах зацепился за косяк, и он крутнулся три раза на месте – и только потом обрел верный курс, более-менее в море.
– Вы неизбывно жалкий выпивоха, – сказал Яго, высовываясь за ним следом в дверь.
Преувеличенно широким шагом Кассио вернулся к Яго и остановился, едва ли не нос к носу.
– Нет, вы!
– Бьянка, – напомнил Яго.
– Точно. Бьянка. Аххх! – И капитан ринулся во тьму.
– Кассио!
– Чего? – Тот остановился, обернулся. – Чего вам, негодяй?
– Вы знаете, куда идете?
– Ни, блядь, малейшего понятья.
– Вдоль гавани, третий переулок направо, там до конца, до самой стены Цитадели. В ее окне увидите красный фонарь.
– Точно. Третий поворот. Ну да.
– Если свернете влево, упадете в воду и утонете.
– Не утону, я прекрасно плаваю. А вы мерзавец!
– Все равно ступайте лучше направо. Она вас ожидает.
– А вы разве не идете?
– Меня другой долг призывает.
– А, ну да. Жена. Эмилия. Аппетитный у нее талант, скажите?
– Ступайте! – Яго отвернулся, с трудом сдерживаясь, чтоб не прикончить флорентийца. – Отсюда послежу за вами, чтоб не перепутали поворот.
– Вы лучший боевой товарищ для солдата, добрый Яго. Прощайте!
Спотыкаясь, Кассио побрел вдоль порта. Яго дождался, пока он свернет в третий переулок, затем тронулся следом – быстро, поближе к стенам, в тенях. Узкий проход вился вверх по склону, чтобы смягчить крутизну подъема, но трехэтажные каменные дома все равно стояли по обе его стороны так тесно, что переулок освещала лишь узкая полоска синего неба, залитого лунным светом. Идти по улочке было все равно что на ощупь брести в пещере. А за несколько кварталов до Цитадели тьма сгустилась до того, что Яго потерял Кассио из виду – однако слышал, как он врезается в стены и матерится, вновь ложась на курс. Свернув за один крутой поворот, переулок стал пошире, и Яго увидел над собою высокие стены Цитадели, а внизу под ними – красный огонек в доме куртизанки. В кругу тусклого света размещалась очень высокая и худая фигура – мужчина ссал прямо на улицу и повернулся, когда Кассио подковылял к нему.
– Меня окружает сплошь благоматное мудачье, – прошептал себе под нос Яго. – Будь я их генералом, неужто сам я был бы таким? Хочу ль я стать тем, чем хочу?
За спиной у него что-то зашелестело, но в темноте он ничего не видел. Может, кошка. Потом что-то зашебуршало сверху – но балкона над ним не было. Еще одна кошка, на крыше. Морем здесь пахло сильнее, чем на берегу. Может, рыбак развесил сети из окна, а по ним карабкается кошка? Но чу – спереди донесся звон стали: то Родриго выхватил свой меч.
– Стой за себя, ничтожный ты фигляр!
[146]
– вскричал Родриго, наступая на шаткого Кассио.
– Чего? – спросил тот.
– En garde! – повторил Родриго, поднимая меч.
Кассио было попробовал вытащить свой меч, но оступился и с лязгом рухнул куда-то в темноту.
– Я тебе тоже немедля крикну что-нибудь по-французски. Погоди-ка!
Родриго меж тем наступал. «Нет, драка должна состояться, – думал Яго. – Стража обязана найти Кассио позорно пьяным». Он сделал шаг из тени, выхватил меч и уже совсем было собрался поднять тревогу, как вдруг у него в голове щелкнула мысль: ЭТОГО ПОЩАДИ. Мысль мерзкая и чуждая, как вспышка грезы в лихорадке: ЭТОГО НЕ ТРОГАЙ. Пред мысленным взором его молнией сверкнул бело-голубой образ Микеле Кассио – и тут же ослепительно заболела голова.
– Проснитесь! Караул! – завопил Яго. – Воры! Грабеж!
[147]
Гнуснейшее убийство
[148]
.
– Где? – спросил Кассио, по-прежнему пытаясь достать меч, но клинок не поддавался. Капитан изо всех сил крутнулся на месте и снова упал.
– Вставайте!
[149]
– не унимался Яго. – Убивают! Стража! Стража!
Родриго меж тем надвигался на простертого Кассио.
И тут с крыши, словно сами тени стали жидки, черный мазок кинулся за спину Родриго, и тот не удержался на ногах. Упал, заорал, свернулся калачиком и обеими руками схватился за рваную рану в том месте где раньше была его икроножная мышца.
