Трубецкой взял обоих юношей под руки и сделал несколько шагов вперед, обгоняя кампанию.
— Вы готовы поднять полк по тревоге?
— Без офицеров? — ошалел корнет. — Кто нас послушает?
— Нижние чины. Надобно выражать сомнение в истинности присяги…
— Нет, князь, — после короткой паузы отозвался Анненков. — Намерение было нанести удар сокровенно. В самое сердце государя. А не устраивать мятеж. Мы подчиняемся полковнику Пестелю. От него приказа не поступало. Наших в полку — раз-два и обчелся.
— Я вас понял, — холодно обрезал Трубецкой.
Принц Вюртембергский очень походил на свою сестру. А значит, и на покойного императора. Все говорили, что Александр — вылитая мать. То есть дядя. Круглое лицо с тонкими губами. В молодости его считали женственно-нежным, к старости — бабьим. С годами грузный и полноватый, как племянник, с покатыми, точно у него, плечами и чуть опущенной головой, принц носил то же имя и казался состарившейся копией монарха. Было бы только естественно, если бы он, а не шалопаи-племянники, получил власть. Ни-ни корону! На подобную дерзость вюртембергская родня никогда бы не отважилась. Но регентство при маленьком Саше — цель желанная, а с некоторых пор — достижимая.
— Так вы уверены, что войска выкрикнут Константина?
Безмолвный поклон адъютанта Бестужева был ему ответом. Этот черноволосый некрасивый молодой человек баловался сочинительством под фамилией Марлинский и был близок к обществам недовольных. Впрочем, кто сейчас доволен? Большего о нем принц не знал. Оказалось, что он знаком с Рылеевым не только по поэтическим салонам. Сам-то дядя императора знал Кондратия как управляющего Русско-Американской компании и именно в этом качестве считал его полезным. Оказалось, их связывают и иные интересы. (Странные эти русские — делают сразу сто дел. Неудивительно, что ни в одном им не сопутствует полная удача.)
— Вы можете гарантировать успех? — повторил принц.
Рылеев покачал головой.
— Я не Сивилла. Единственное, на что можно рассчитывать — замешательство в войсках при провозглашении Николая.
— Этого достаточно. — Александр Вюртембергский грузно поднялся со стула и прошелся вдоль стены с портретом покойного императора. — Губернатор Милорадович убежден, что действует в пользу Константина и что я с ним согласен. Но здесь возникает юридический казус. Цесаревич уже отрекся, а Николай уже присягнул. Они оба взаимно исключили друг друга…
«Станут ли наши лапотники разбираться в законодательной казуистике? — про себя усмехнулся Бестужев. — Для них мир прост: кто старший, тому и корона». Но вслух он сказал:
— А Михаил Павлович? Вы забываете о четвертом.
Хозяин кабинета поморщился.
— Мы говорим об отстранении династии в целом. Все общество недовольно положением в стране. Маленький монарх, не запятнанный преступлениями старого режима, вызовет симпатии большинства.
— Но он должен вступить на престол с новыми законами, — подал голос Рылеев. — Сразу же провозгласить конституцию. Только на этих условиях мы сможем договориться о совместных действиях.
— Кондратий Федорович, — широко улыбнулся лысый принц. — Нам ли не договориться?
— Какой именно помощи ждать от вас?
Дядя императора минуту медлил с ответом. Он не хотел давать никаких обещаний.
— Когда начнется возмущение, мои адъютанты постараются препроводить маленького царевича под мою защиту…
Негусто. Но с паршивой овцы хоть шерсти клок.
— Кажется, он думает, что вся революция затевается ради него, — хмыкнул Бестужев, когда двери кабинета закрылись.
— Ради Русско-Американской компании, — поправил Кондратий Федорович. — Ради Русско-Американской компании.
3 декабря. Петербург.
Было время, когда Марию Федоровну именовали «единственным мужчиной в царской семье». События ближайших дней должны показать, насколько это утверждение остается в силе. Императрица-мать знала тайны своих детей. Покойный ангел никогда не принадлежал к сильному полу. Константин, несмотря на игры в солдатики — трус. Только бы младшие ее не подвели!
Пока Никс дал слабину. Государыня ждала. Если он не возьмет себя в руки… Но нужно думать не только о нем. Миша, ее последыш. Копия отца. Нервный, насмешливый, привязчивый и нежный до самозабвения. Ему она не желала царской доли. Но и на него начнут охоту. В один миг те, на кого Мария Федоровна привыкла рассчитывать в трудный час, оказались врагами. Неприятно признавать, что покойная свекровь была права, когда в завещании требовала удалить от трона «обоего пола немцев». Имелась в виду Вюртембергская фамилия, плотно вросшая в семью Павла. Неужели старуха Екатерина предвидела будущее?
Сейчас об этом нечего думать. Надо вывести голову Михаила из-под удара. Николай уверен, что брат поехал в Варшаву. Но от матери Рыжий получил совсем другой приказ. В трехстах верстах от Петербурга, на станции Неннале он должен остановиться и задерживать все эстафеты, идущие из Польши в Россию. Распорядившись так, Мария Федоровна убивала сразу двух зайцев. Во-первых, если Константин переменит решение, об этом никто не узнает в срок, а потом будет поздно. Во-вторых, последний из ее сыновей окажется вне опасности. Кто знает, на что пойдет вюртембергская родня?
И последнее. Как бы противно ни было, надо просить помощи у Змея. Слать к Аракчееву гонцов, кланяться в ноги, обещать столько власти при новом императоре, сколько Сила Андреевич пожелает… Только бы двинул поселенные полки от Новгорода к столице. Им ничего не придется делать, но само присутствие крупного воинского контингента вблизи Петербурга остудит горячие головы в гарнизоне.
На кого Мария могла положиться? Сын старой подруги посетил ее очень вовремя. Все приходили справиться о здоровье государыни и исподволь поразведать, что к чему.
— Шура, скажите, мои родственники говорили с вами?
Это был прямой вопрос. Бенкендорф отставил чашку с жасминовым чаем. Его по-семейному принимали во внутренних покоях за завтраком и угощали кексами в сахарной глазури.
— Да, ваше величество.
— И что они сказали?
— Что все служащие при дворе немцы желали бы…
Мария Федоровна жестом остановила гостя.
— Что вы ответили?
— Что я не служу при дворе.
Оба рассмеялись.
— Я благодарна. — Императрица потрепала гостя за рыжий вихор над ухом. Он никогда не умел стричься вовремя и жутко обрастал. Теперь уже и волос-то почти не осталось, а привычки старые. — Шура, я всегда помогала вашей карьере. Вы сами знаете, чего мне это стоило…
Александр Христофорович склонил голову. Да, при той необъяснимой неприязни, которую питал к нему покойный государь, стать генерал-адъютантом он мог только благодаря покровительству вдовствующей императрицы.
