Костя резко перестал смеяться и удивленно воззрился на нее:
– Это ты о чем?
– О том, что такие люди, как ты, умеют выпутываться из любых ситуаций. Ты бы с ними договорился, не так ли?
Она почувствовала, что ее радость от приезда Кости стала рассеиваться. Ксения еще сдерживалась, но уже понимала, что внутри начинает закипать горячая обида.
– Ты говоришь со мной так, будто я в чем-то виновата…
Костя ответил ей долгим удивленным взглядом:
– Ну а кто виноват, Ксюша?!
Он отвернулся и надолго замолчал. Ксения вздохнула – да, можно вообще ничего не говорить, но при этом смотреть, высокомерно подняв брови, и так возмущенно дышать, что ты непременно будешь чувствовать себя последней свиньей, понимая, что вина твоя перед этим благородным человеком безмерна.
Она предприняла робкую попытку примирения – подошла к нему, обняла за шею.
– Ты выглядишь усталым…
– А каким я должен быть? Энергичный и радостный? – усмехнулся Костя, отстраняясь. – У меня было несколько перелетов, я элементарно не выспался. Кроме того, у меня много других проблем. На носу конец года, самый цейтнот, ты не представляешь, сколько дел останутся незавершенными из-за того, что я вынужден был сейчас уехать из Москвы!
Последнюю фразу Костя произнес с такой неповторимой печальной интонацией, что, будь у Ксении чуть больше совести, она должна была бы пасть перед ним на колени, вымаливая прощение.
В итоге они, конечно, поссорились, и долго сидели, отвернувшись друг от друга, упрямо делая вид, что на стене написано что-то безумно интересное. Ксении хотелось сбежать на край света, чтобы поплакать там вдоволь, но поскольку такой возможности у нее не было, она, наконец, первой нарушила игру в молчанку и сухо пожелала Косте спокойной ночи. Она легла, отодвинувшись на самый краешек кровати; Костя хмыкнул и, прихватив вторую подушку, улегся на полу. Ксения погасила свет.
Утром Костя предложил мировую. «Ксюша, мы оба взвинчены из-за того, что находимся в необычных обстоятельствах – чужой дом, чужие люди, вот переедем в отель, и все наладится!» Он даже великодушно предложил задержаться в Сочи на новогодние праздники.
Во время завтрака она чувствовала себя скованно. Ей казалось, что все присутствующие, включая котов, наблюдают за ней и Костей и догадываются об их ссоре. К тому же ей было стыдно за своего жениха; во‑первых, когда Костя увидел Лелю, вышедшую к завтраку в мини-юбке, он так взволновался, что не сразу оторвал взгляд от ее ног; во‑вторых, он умудрился предложить Егору деньги за проживание Ксении в доме. Сначала Егор опешил, потом холодно улыбнулся: «Ах, оставьте, у нас тут не отель!» После этого Ксении захотелось провалиться сквозь землю, и она поторопила Костю с отъездом.
Прощаясь, мама Соня вручила им пирог, размером с футбольное поле, и заставила Ксению пообещать, что перед отъездом в Москву она еще заедет к ним.
Аню ее отъезд несказанно огорчил; она мрачно прошептала, что лучше бы Костя забрал с собой Лелю. «Ну, что ты, не злись, – так же шепотом ответила Ксения, – все будет хорошо!» В качестве подарка на память Анька вручила Ксении «Бегущую по волнам».
* * *
Они решили остаться в Сочи до Рождества, надеясь, что за эти дни вопрос с документами решится; Костя снял прекрасный номер в гостинице – из окон чудесный вид, и море рядом; казалось бы – можно расслабиться и отдыхать, но Ксения не чувствовала себя счастливой – что-то мешало. Практически сразу выяснилось, что отдыхать придется ей одной; в планы Кости это не входило – большую часть первого дня в отеле он просидел с ноутбуком, ведя бесконечные разговоры по скайпу с коллегами и рассылая электронные письма. Сначала Ксения стоически терпела его равнодушие, коротая время за чтением Грина, но на следующий день она сочла возможным напомнить жениху, что они, кажется, отдыхают здесь вместе. Ближе к обеду спросила у сидевшего за компьютером Кости, не хочет ли он прогуляться. Пришлось повторить вопрос еще раз. Костя оторвался от экрана:
– Ксюш, извини, не могу, много работы. Сходи сама, потом расскажешь, как было.
Отлично! Человек вроде уехал из Москвы, но на самом деле остался в душном столичном офисе. Наверное, так и уедет, не побывав у моря. Она взяла сумку и отправилась гулять.
Удивительно – город тот же, море – то же, но – минус очарование. В отличие от тихой волшебной бухты рядом с домом Савельевых в центре было слишком суетно. Ксения устроилась в том самом кафе, где они были с Егором, раскрыла «Бегущую», но сосредоточиться на чтении не получалось; выпив кофе, она долго гуляла вдоль набережной, съела мороженое, спустилась к морю, но радости, хоть отдаленно похожей на ту, что она испытывала в бухте – не возникало.
…Вернувшись вечером в отель, Ксения обнаружила, что номер пуст. Костя появился лишь спустя пару часов; оказалось, он ездил на встречу с тем сочинским клиентом, переговоры с которым она провалила.
– Почему ты не предупредил, что поедешь к нему? – удивилась Ксения.
– Я дозвонился только после обеда; он сегодня вернулся из командировки и попросил меня срочно приехать. Конечно, я сразу рванул туда, чтобы спасти контракт и уладить проблему, возникшую, между прочим, по твоей вине!
То ли Косте не удалось окончательно уладить проблему, то ли еще что, но выглядел он усталым и раздраженным.
Ксения вздохнула:
– Послушай, Костя, я знаю, что виновата, и поверь, сожалею об этом больше тебя.
Но Костю было не остановить, снова и снова он говорил о ее безответственности, легкомыслии и…
– Я все поняла. Как только мы вернемся в Москву, я подам заявление об уходе.
– Я тебе этого не предлагал! – окончательно обиделся Костя. – Почему ты всегда все воспринимаешь в штыки?!
В этот момент Костин ноутбук подал признаки жизни – противно загудел скайп, и Костя метнулся к экрану. Ксения наблюдала за женихом, разговаривавшим с деловым партнером, и в который раз поражалась потрясающей Костиной способности к мимикрии – минуту назад этот человек был раздражен и недоволен, и вот он уже лучезарно улыбается и сыплет остротами. Ей вдруг припомнились Анькины рассуждения из области сравнительной зоологии: обезьяны-панды, обезьяны-панды, обезьяны… На первый-второй рассчитайсь! То, что прежде виделось ей как бы в дымке, теперь предстало в беспощадном свете правды. Стало очевидно, какие они все-таки с Костей разные. Она вздохнула: «А что нас объединяло раньше, кроме моего глупого страха женского одиночества и тревожного синдрома «тридцати лет»?»
Закончив разговор, Костя повернулся к ней:
– Чего ты надулась, Ксюша? В конце концов, ведь я стараюсь для тебя, для нас с тобой…
– Знаешь, я думала, что ты приедешь, и мне станет легче, надежнее, спокойнее… А стало сложнее.
– Ну, извини, – усмехнулся Костя. – Выходит, я не оправдал твоих ожиданий. Может, мне не стоило приезжать? Я смотрю, ты не очень-то хотела покидать тот дом…
