– Пойдем, – сказала гигантская птица.
– Иду, – отозвался Тарлан. Поморщившись от сделанного усилия, он взвалил раненого звереныша себе на плечо. – И она тоже.
Они оставили уцелевших жителей пустоши в снегу и полетели вглубь снежной равнины. Тарлан не имел никакого представления, куда они направляются, и даже думать об этом не желал. Он просто хотел отсюда выбраться.
– Выше, – сказала Тита, ведя остальных торродов через взвихренные ледяные облака.
У Тарлана не было сил возражать – и он сосредоточился на том, чтобы согреть тигрона под плащом. Кроха тяжело дышала, явно страдая от боли, но ее пульс был ровным и сильным.
Наконец торроды выбрались из бури. Ледяные облака раскинулись под ними, вскипая океаном кристаллов. Разреженный воздух обжигал холодом, и дышать стало труднее. Но впервые за все это время, показавшееся Тарлану вечностью, он чувствовал себя в безопасности.
– Филос, – сказала самочка тигрона, высовывая морду в синих полосках из-под плаща. – Меня зовут Филос.
– Я Тарлан, – хотя он говорил на торонианском языке, та каким-то образом его понимала.
– Они истребили мой прайд. Мою семью. Они плохие люди.
– Мне очень жаль.
Филос уткнулась в него носом, ее веки закрылись.
– Ты хороший.
Вскоре она заснула. Тарлан втер в рану зверька добрую половину своего запаса чернолиста, который таял на глазах. Немного приложил и к своему плечу – оно ужасно болело.
Торроды продолжали махать крыльями. Сейчас, когда они вырвались из бури, Тарлан мог разглядеть, где они находятся. Позади них море облаков сливалось с белыми горами Яласти, где остался его дом. Впереди, уже очень близко, облака рассеивались. За ним открывался такой яркий зеленый мир, что Тарлан сначала не поверил своим глазам.
Солнце низко стояло слева от него, предвещая скорый конец дня и подтверждая то, что он и так уже знал: перед ними на северо-западе лежал Ритерли. Тарлан слышал об этой земле тучных пастбищ и природного изобилия, но никогда не видел ее. Она выглядела… прекрасной.
Наконец-то все прояснилось: и воздух, и мысли. Ритерли был так далеко от лосиного народа, от мучительных воспоминаний о смерти Мирит, от того, что причиняло боль. Там Тарлан мог начать новую жизнь и кое-что понять о своем месте в мире.
И где-то там он мог найти Мелькиора.
Глава 13
Элоди бродила между шатрами, то и дело поднимая голову и вглядываясь в утреннее небо. Над лесной поляной низко висели облака, закупорив ее, как бутылочное горлышко. Девочка чувствовала себя как в ловушке.
Она пролежала без сна почти всю ночь, мучительно раздумывая над своим решением остаться в лагере «Трезубца». Правильно ли она поступила? Похоже, у нее не было выбора. И она так далеко от дома.
Однако и замок Вайсеринов, и аристократический мирок, где Элоди выросла, уже не казались ей домом. Лежа в кромешной темноте, замерзшая и одинокая, она чувствовала, как к горлу подступают рыдания. Она обхватила себя руками за плечи и крепко сжала, не желая привлекать к себе внимания.
«Если только начну плакать, – подумала девочка, – я, наверное, никогда не остановлюсь».
Перед самым рассветом встала Пейлни и, выходя из палатки, предупредила, что завтрак ждать не будет. Но принцесса свернулась калачиком на твердой земле под своим одеялом из грубых шкур и притворилась, что спит. Сейчас же, бредя с пустым желудком по мокрой от росы траве, она жалела, что у нее не хватило ума поесть.
Зеленая туника, которую надела девочка, была ей тесна и сидела вкривь и вкось. Но другого выбора не было – ночью ее платье унесли. «Лучше, чтобы его вернули заштопанным, – подумала она, возясь с тесемками на своей тунике, – или кое-кто пожалеет».
Оказавшись в прогалине между шатрами, Элоди услышала одобрительные возгласы, сопровождаемые громкими ударами металла о металл. Прямо перед ней толпа людей окружила двух человек, сражавшихся на коротких мечах. Бойцы гоняли друг друга то в одну, то в другую сторону, гулко ухая, когда оружие бряцало о щит.
Через какое-то время они остановились, а зрители разразились аплодисментами. Фехтовальщики сняли шлемы, закрывавшие лица. Первый соперник оказался пожилым мужчиной с седой бородой, а второй – вовсе не мужчиной, а Пейлни.
– А вот и вы, – сказала та, тыльной стороной ладони смахивая с глаз пот. – Как раз вовремя. Ваша очередь следующая.
– Не думаю, – ответила Элоди.
– Это полезная тренировка, – настаивала Пейлни. – Я думаю, у вас получится.
– Я бы предпочла воздержаться.
Бородач прокашлялся и смачно сплюнул через плечо.
– Ну а корону-то вы хотите? – поинтересовался он.
– Да, – ответила Элоди, гордо выпрямившись и стараясь казаться выше. – Конечно. Она же моя.
– И вы в самом деле думаете, что Фессан ее добудет для вас?
Должно быть, это его ворчанье Элоди подслушала, когда уходила из лагеря.
– Кто сказал, что я хочу, чтобы кто-нибудь из вас сражался за меня?
– Ха! Если дело дойдет до боя, вы пожелаете поручить это мне. Уж поверьте, принцесса.
Приземистый мужчина, сидевший неподалеку на точильном камне, фыркнул:
– Ах, заткнись, Стоун. Кому охота это слушать? – Он вскинул руку в непристойном жесте и продолжил править мечи. Пейлни по-прежнему смотрела на девочку.
– Ну же, принцесса, – спросила она, – позволите мне вас обучить?
Наблюдатели притихли в ожидании ответа.
Стоун опять шумно сплюнул и ухмыльнулся Элоди.
– Вы отвратительная свинья, – сказала она ему холодно. – Я не поручила бы вам чистить отхожее место, не говоря уже о бое. И я могу придумать тысячу вещей, которыми бы я могла заняться вместо того, чтобы играть здесь в солдатики.
Пейлни подошла к ней, ее карие глаза расширились от беспокойства, но Элоди отвернулась.
Высоко держа голову, она направилась прямиком к деревьям. Позади нее раздались крики и язвительный смех, который, как она подозревала, принадлежал Стоуну. Кого волнует, что они думают!
Но в глазах у нее защипало. Эти люди обещают сражаться за нее, но, кажется, хорошо к ней относится только Пейлни.
«И, могу поспорить, лишь потому, что ее об этом попросил Фессан», – с горечью подумала девочка.
Однако она знала и кое-кого, кто обращался с ней подобающе.
Как только Элоди вошла в Плачущий лес, она почувствовала, как ее охватывает долгожданное спокойствие. Даже назойливые голоса, которые снова принялись перешептываться, ее не слишком взволновали. По крайней мере, здесь все равно было лучше, чем в лагере.
Голоса продолжали переговариваться, пока она пробиралась сквозь густой папоротник, то ныряя под вытянувшиеся ветки, то перепрыгивая через заросшие мхом овраги, продвигаясь все глубже в чащу.
