Все трое, как один, оторвались от сигнального огня и обернулись к Мелькиору.
– Мы готовы, – сказал первый мужчина.
Коренастый, крепкий – даже шире в плечах, чем король Брутан, – он сурово хмурился. Но глаза под насупленными бровями выглядели добрыми.
Без единого слова Мелькиор освободил из-под своих одежд маленький белый сверток и передал его мужчине.
– Я отвезу мальчика к себе домой в Яласти, – сказал всадник. – Холод сделает его сильным.
– Хорошо, капитан Леом, – произнес Мелькиор. Он вручил второй сверток высокому мужчине, который сидел верхом на боевой лошади с лоснящейся серой шкурой. – А вы, лорд Вайсерин?
– Она будет членом моей семьи, – ответил Вайсерин, – и ни в чем не будет нуждаться.
Мелькиор передал третьего ребенка последнему всаднику, седовласому рыцарю в изрядно побитых доспехах. Его старый конь был покрыт шрамами.
– Вы убережете его, сир Брэкс?
– Я знаю одну таверну, – сказал старый рыцарь, – в глубине Исурийских лесов. Мальчика не найдут.
Три наездника повернули коней и поскакали навстречу заре. Дорога, становившаяся все шире, уводила их из замка через величественный Идиллиамский мост в простиравшееся за ним королевство.
Мелькиор смотрел, как их фигуры уменьшаются и сливаются в одну движущуюся точку. Когда всадники достигли дальнего конца моста, каждый выбрал свой путь, и точка разделилась на три. В воздухе плотной стеной висела пыль из-под лошадиных копыт. Когда она осела, трое мужчин уже скрылись из виду.
На Мелькиора навалилась усталость. Он снова почувствовал себя старым, дряхлым и опустошенным.
– Правильно ли я поступил?
Он надеялся, что принял верное решение.
В Торонии тройни были редкостью. Если бы дети остались вместе, рано или поздно Брутан обнаружил бы их, и все было бы потеряно. Расти в разных уголках королевства – их единственный шанс. Если они выживут, глядишь – и судьба снова сведет их.
И в конце концов вместе они смогут взойти на престол.
Мелькиор устало побрел обратно по дороге к замку. Прежде чем войти в ворота, он долго-долго всматривался в небеса. Почти все звезды потускнели. Но те три, что не были похожи на остальные, продолжали сиять.
– Вы единственная надежда Торонии, – прошептал он и вошел внутрь.
Действие первое
Тринадцать лет спустя
Глава 1
Гальф смотрел на толпу. Его окружал океан лиц. На одних застыло выражение любопытства, на других – скуки. Здесь, должно быть, сотни зрителей, а может, и тысяча, все разодеты в такие пышные одежды, каких Гальфу никогда не доводилось видеть. Они заполнили места на ярусах Парадного зала Торонии. Гальф часто мечтал о том, чтобы сыграть перед такой большой аудиторией, но никогда не мог себе представить, что это случится, когда он будет пленником короля.
Он жадно вдохнул, и его пустой живот отозвался урчанием – от подносов, что разносили слуги, исходил густой запах жареной свинины. Он прислушался к тихому гулу публики: королевские гости перешептывались, нетерпеливо возились на своих местах и обмахивались веерами – в зале было жарко. Он смотрел на пылинки, витавшие в лучах света, который пробивался через позолоченные окошки на крыше. Разве можно сделать стекло из золота? Гальф не знал.
– Пошевеливайтесь! – приказал голос с верхнего ряда.
«Как будто у нас есть выбор», – подумал Гальф.
Он низко поклонился, согнувшись в три погибели, так что его нос коснулся левого башмака. Подождал, пока по толпе прокатится волна удивления. Затем выпрямился, сделал паузу и перегнулся уже назад. На этот раз зрители ахнули. Позвоночник Гальфа сложился, словно в нем не было костей. Ухватившись руками за лодыжки, акробат просунул голову между ног и заставил себя улыбнуться своей самой широкой улыбкой.
Хотя его тело было перекручено самым невозможным образом, Гальф просеменил по усыпанному песком полу от края до края. По пути он прошел мимо Пип, которая жонглировала яблоками и грушами, перепрыгивая с ноги на ногу. Когда Гальф обходил ее по кругу, она подмигнула ему, но в ее карих глазах безошибочно угадывалась грусть. Другие актеры труппы «Древопуты» смотрели на нее и хлопали в ладоши. Шут, Кривопузый Джон, сделал еще один шаг, стоя на руках и звеня колокольчиками, привязанными к лодыжкам.
Толпа аплодировала. Когда Гальф вернулся в центр зала, многие зрители уже повскакивали с мест. Он уперся руками в пол и перекинул ноги через голову. Приняв вертикальное положение, он снова отвесил поклон – на этот раз в сторону королевской ложи.
Короля Брутана и королеву Магритт в их малиновых одеяниях нельзя было не узнать. Король бесстрастно поглаживал бороду, а королева склонила голову, и вместо улыбки на ее лице Гальф уловил, как ему показалось, неодобрение.
На солнце набежало облако, и золотистый свет померк. Внезапно Гальф увидел Парадный зал таким, каким он был на самом деле: когда-то величественные палаты состарились и обветшали. Краска на массивных колоннах облупилась, а кое-как залатанная одежда некоторых слуг давно требовала починки.
Может, замок Тор и был сердцем королевства. Но это сердце порядком поизносилось.
В королевской ложе сидел человек, которого Гальф предпочел бы никогда не видеть – генерал Элрик. Этот напыщенный вояка с хитрым, как у куницы, лицом едва не лопался от гордости, что занимает место рядом с королем и королевой. Он пользовался любой возможностью перемолвиться с ними хоть словом и, похоже, совсем не замечал, что они открыто его презирают.
Элрик и привез «Древопутов» в Идиллиам. Устав от войны, он явно обрадовался, когда обнаружил Гальфа и его друзей, бродячих артистов, выступающих перед солдатами Брутана в Исурийских лесах неподалеку от замка. Он пообещал им богатства, обильный стол, теплый кров и защиту короля.
На деле все оказалось иначе. Генерал Элрик представил труппу королю как военный трофей, а затем показал им их новый дом – одну промерзшую каморку на двенадцать человек. Нелегко было жить на колесах, спать под забором, постоянно думать о том, где бы раздобыть ужин, или о том, что какой-нибудь бродяга-головорез перережет тебе горло. Но, как считал Гальф, свобода с лихвой искупала все эти трудности.
На бис Гальф сделал несколько обратных сальто. Толпа ревела. После каждого вращения он останавливался и гнул спину в очередном поклоне, задействуя так щедро отпущенную ему гибкость… и пользуясь случаем еще раз взглянуть на королеву Магритт.
Каждый раз, когда он смотрел на нее, выражение ее лица становилось все более жестким.
Пяльтесь на меня сколько угодно. Я к этому привыкла.
Многие считали акробатический талант Гальфа чем-то вроде уродства – как и его глаза навыкате, и горб на спине. Но тут был другой случай.
