Командующий Спецкорпусом Тайной Канцелярии генерал-аншеф Сноп.
Документ 2
Чем глубже безумец погружается в своё безумие, тем более логичными и последовательными становятся его поступки и слова. Некий пациент психиатрической клиники в Равенни двенадцать лет пребывал в полной уверенности, что он — цезарь Конст, завоеватель Галлии. Он был настолько убедителен в этой роли, что ему не только безоговорочно верили прочие пациенты, но даже некоторые санитары величали его не иначе как Божественный, Средоточение Славы, Живой Триумф, искренне считая, что в него воистину вселилась душа покойного императора. После того, как он полностью произнёс речь «Против консула Титуса», которая дошла до наших дней лишь в виде немногочисленных цитат, историки им заинтересовались более, чем психиатры. Известный беллетрист Джулий Блотто именно на основании стенограмм высказываний этого сумасшедшего написал «Дневник завоевателя», который до сих пор считается если не самым достоверным, то самым живым и убедительным описанием Третьей Галльской войны.
Но самое удивительное, что было связано со всей этой историей, не было зафиксировано ни в один из отчётов, сохранившихся в архивах, к которым имеется относительно свободный доступ. После двенадцати лет болезни пациент призвал к себе своих «подданных» и сообщил, что скоро его настигнет «стрела чужой судьбы», и передал тому, кого называл своим сыном Луцием, неизвестно откуда взявшийся золотой императорский венец. Через неделю после этого события он был выписан из клиники, поскольку все психические отклонения сами собой исчезли, и единственным, что его беспокоило, была частичная амнезия — из памяти стёрлось всё, что было связано с цезарем Констом. После ухода «императора» венец забрали у «Луция» на экспертизу, после чего тот скоропостижно скончался.
Последние события удивительным образом совпали с двенадцатилетним пребыванием Конста у власти, его добровольным уходом на покой и гибелью Луция почти сразу же после представления Сенату нового императора. Кстати, венец, который «император» из психушки передал своему «сыну», оказался абсолютно точной копией венца цезаря Конста, который хранится в галерее «Синьоро да Рома», и последние исследования показали идентичность обоих предметов даже на молекулярном уровне.
Бен Чартер «Тайны, которые останутся тайнами», Уэлл-Сити — 2966 г.
Документ 3
«Глубокоуважаемый адмирал! Простите, не знаю Вашего имени, но это едва ли имеет значение.
Смею Вас уведомить, что дальнейшее пребывание Ваших кораблей в непосредственной близости от владений пробуждённого Тлаа может оказаться более чем небезопасным. Я, Мария Боолди, вдова умершего четыре года назад профессора Криса Боолди, сейчас являюсь, может быть, единственной защитой для Вас и Ваших людей. Умирая, Крис завещал мне до конца моих дней оставаться при Тлаа, заменяя ему большую часть разума и воли. У меня есть возможность уйти из этой жизни, слившись с пробуждённым духом — тогда родилась бы новая вселенная, которая никоим образом не пересекалась бы с тем миром, в котором мы с вами имеем несчастье жить, но поступить так я не могу, поскольку единственное, чего я сейчас хочу — смерть, которая приведёт меня туда, где сейчас находится мой Крис. Встреча с ним — единственное, что придаёт хоть какой-то смысл моему существованию.
Я, возможно, скоро умру, и тогда судьба Вашего флота будет целиком и полностью зависеть от того, кто займёт моё место. Здесь, к сожалению, шляется немало всякого сброда, и я сомневаюсь, что у моего преемника или преемницы хватит ума и терпения, чтобы не поддаться соблазну обретения безграничной власти именно здесь, а не в сопредельном мире, который надо ещё и создать.
Возможно, в том, чтобы убрать отсюда ваши корабли, нет ни малейшего смысла, но поверьте: в том, чтобы они тут остались, смысла ещё меньше.
Глубокоуважаемый адмирал, я настоятельно требую, чтобы это письмо было передано вашему начальству, и у меня есть все возможности убедить тех, кто принимает решения, в серьёзности сложившегося положения. Поверьте, вы ничего не сможете сделать. И никто не сможет.
С уважением, Мария Боолди».
Письмо обнаружено в ходовой рубке ракетного крейсера «Бонди-Хом» 2 октября 2985 г.
Документ 4
Командующему Спецкорпусом Тайной Канцелярии генерал-аншефу Снопу, лично, секретно.
В результате личной встречи с Сезаром дю Гальмаро мне удалось заручиться его поддержкой наших действий, предпринимаемых в рамках операции «Тлаа-Длала». Завтра в сопровождении представителей сиарских спецслужб и личной охраны команданте отправляюсь на западное побережье, в порт Сальви, в окрестностях которого располагается святилище Мудрого Енота. Специалисты из фольклорного отдела Коллегии Национальной Безопасности Республики Сиар утверждают, что у них есть возможность с помощью магов народа маси установить связь с нашим человеком на Сето-Мегеро, а возможно, взять под контроль его действия.
В частной беседе со мной Сезар дю Гальмаро высказывал пожелания, чтобы, прежде чем феномен Тлаа будет нейтрализован, был по возможности нанесён удар по кораблям шестого флота Конфедерации Эвери, осуществляющим блокаду острова. Впрочем, это — всего лишь пожелание, Сезар согласился со мной, что его выполнение может иметь непредсказуемые последствия, и он ни на чём не настаивал.
Дальнейшую связь буду осуществлять через наше консульство в Лос-Гальмаро.
Резидент Спецкорпуса по Юго-Западному региону полковник Кедрач.
Документ 5
«…честно говоря, я и сам не понимаю, как я решился на такое. Вроде бы я уже далеко не юнец, который не в силах преодолеть влечения запретного плода, да и сам плод вроде бы не представлял собой ничего слишком уж заманчивого.
Однажды я вызвался проводить своих побратимов Сечебулангу (Ветер, Прильнувший К Земле) и Ботатхачелья (Умеющий Не Смотреть В Бездну) туда, где пролегала одна из трёх троп, ведущих к святилищу Тлаа. Они должны были сменить на посту двух своих соплеменников, а я вызвался помочь им донести необходимые припасы.
Не скрою, больше всего мне хотелось приблизиться к запретному месту, и хотя я по мере сил старался чтить местные обычаи, но всё-таки считал, что в основе запрета лежит некое древнее суеверие. Мне хотелось понять лишь одно — почему оно продолжает играть такую значительную роль в жизни этого народа, почему за долгие века никто из тахха-урду так и не посмел переступить через запрет. Когда тропа, по которой мы шли, начала довольно круто забирать вверх, мы вдруг услышали выстрелы, и оба моих спутника потребовали, чтобы я немедленно возвращался в деревню, причём в ответ на мои возражения Сечебулангу заявил, что если я не подчинюсь, то он с болью в сердце отнимет у меня жизнь.
Я сделал вид, что отправился назад, но сделал не более сотни шагов. Выстрелы гремели ещё часа два, и через полчаса после того, как всё стихло, я двинулся вверх по тропе, гонимый беспокойством за судьбу моих побратимов и здоровым любопытством исследователя. Вскоре я увидел лежащий поперёк тропы труп в армейской униформе, облепленный рыжими муравьями, а ещё через полтораста метров — ещё один, но уже без муравьёв. Прежде чем двигаться дальше, я подобрал винтовку убитого, поскольку не считал себя в безопасности.
