И действительно – еще до обеда привезли первого новичка. Точнее, первую. Миловидная девушка лет двадцати пяти, без сознания, с забинтованной ногой. Ее тут же определили в санблок и немедленно вызвали нашего местного коновала. Я его называю коновалом, потому что порядочный врач добровольно работать в таком месте никогда не согласится. Впрочем, врачом он был, тем не менее, классным, поэтому многое мог себе позволить. Например, выпить, когда вздумается и сколько вздумается. Что частенько и делал.
Я как раз протирала в коридоре пол (одной рукой, сидя на инвалидном кресле – занятие, дарящее совершенно незабываемые впечатления). Девушку несли на носилках, а рядом шел взъерошенный шеф собственной персоной. Он явно был чем-то раздражен.
– Ей надо спасти ногу, – громко вещал Ойген, – во что бы то ни стало. Надеюсь, ты меня понял?
– Не дурак, понимаю, – огрызнулся врач. – Попробую. Если кость не задета. Если перебита – поглядим. Если пуля застряла в кости – считай, что четверть твоего профита улетела псу под хвост.
– Что значит – попробую? Тебе сказано – спасти! Понял? И нечего тут о моем профите заботиться…
Когда доктор уже заходил в санблок, Ойген добавил:
– Как закончишь, никуда не уходи. И не вздумай надраться! На сегодня это еще не все.
И как в воду глядел – следующим пациентом нашего доктора стал он сам.
23.12.2042.
Побережье. Макс
Насколько этот городок оживлен летом, настолько же он пустынен в зимние месяцы. Трех– и пятиэтажные курортные комплексы, коттеджи и виллы в аренду, рестораны и бары, дискотеки и пляжи – везде было пустынно, лишь кое-где, как правило, в помещениях охраны виднелись освещенные окна.
Поселок, куда мы направлялись, был лишь небольшой (и довольно-таки отдельной) частью общей курортной зоны. Старинные фахверковые дома жались друг к другу, словно им, как и людям, было холодно. Небольшая кирха, столь же миниатюрная ратуша, одинокий сетевой магазин, большая заправка (с единственной, однако, работающей колонкой, остальные стояли под замком) – вот и все. Провизией я запасся еще в городе, а на стоянке купил канистру топлива. По моим подсчетам, этого нам должно хватить. Впрочем, строить прогнозы было затруднительно – что там ждет впереди, неизвестно. Похоже, мне теперь придется то и дело по очереди спасать этих сестер. Одну, впрочем, уже не уберег, спаситель…
Пустынно. И никаких прохожих. Только собаки из-за заборов время от времени лениво выдавали пару гавков, вероятно, чтобы показать хозяевам, что не зря едят свой хлеб.
Рита за все это время не проронила ни слова. Она вообще казалась какой-то неживой, не человек, а кукла. Неудивительно: два самых дорогих ей человека сейчас находились в смертельной опасности.
Я очень хотел ей помочь. Но бросаться, очертя голову, в лобовую атаку на Корпорацию? Глупее не придумаешь. Врукопашную против танков. Вообще-то даже одиночка может сорвать танковую атаку: к примеру, насыпать в топливные баки сахару. Но это – не в лоб. Сперва нужно подготовиться, обдумать, определить «где топливные баки», фигурально выражаясь.
Сердце, правда, все равно саднило от вынужденного бездействия. Если верить Ройзельману, я – существо с «обрезанными» чувствами. Но даже я ощущал нестерпимый зуд от собственного бессилия и желания немедленно отправиться спасать друзей. Насколько же тяжелее было Рите! И помочь ей – вот чтобы прямо сейчас – я не мог. Оставалась одна надежда – на Алекса. Если верить Феликсу, тот был настоящим гением – авось, и придумает что-то.
– Далеко еще? – неожиданно спросила Рита.
Уже отчетливо ощущалась близость моря, ветер стал злее и холоднее, а йодистый соленый запах – глубже и насыщеннее. Почему-то море, даже бурное, штормящее, всегда вселяло в меня спокойствие. И сейчас мне стало гораздо спокойнее, разве что я никак не мог решить – стоит ли выходить в море в такую погоду в темноте или разумней подождать до утра.
– Считай, уже пришли, – сказал я, указывая на торчащие за потемневшей от времени черепичной крышей мачты. – Рыбный порт сейчас не используется по назначению. Формально у всех этих корабликов есть хозяева, на деле же все эти суденышки давно брошены. Состояние у них, конечно, аховое, но найдем какое-нибудь поисправнее, с горем пополам до цели доберемся, тут в общем-то недалеко.
Она кивнула.
– Ты как? – осторожно спросил я. Все-таки ей еще восстанавливаться и восстанавливаться, а нагрузки и были, и тем более предстояли нешуточные.
– Откровенно говоря, паршиво, – усмехнулась она. – Ну да ничего, как-нибудь перетопчемся.
Мне, признаться, нравилась ее грубоватая манера общения. И целеустремленность. Да и сама она, чего греха таить… Мысль крамольная, недопустимая, ведь Рита… ведь Феликс сейчас… В общем, буря в моей душе вполне могла соперничать по силе с той, что мяла и комкала сейчас разлегшееся перед нами море. Что там Ройзельман утверждал про «обрезанные» чувства?
Обогнув приземистый пакгауз, мы вышли к причалам. Да уж, время пожевало их «постояльцев» немилосердно. Рыболовные боты напоминали сбившуюся в кучку отару напуганных овец. Пара-тройка уже ушла на дно, из воды торчали только верхушки мачт.
Похоже, тут и выбирать-то не из чего… Но… на берегу, на кильблоках, возвышалось нечто, укрытое брезентом, хоть и дряхлым, но все же. Это внушало надежду. Опять же – на берегу, значит, укрытое суденышко не билось годами о причальные сваи.
Под брезентом обнаружился разъездной катер рыбинспекции, которым, судя по всему, не пользовались как минимум года два. Но днище было вроде бы целое. Только бы двигатель еще был рабочий, взмолился я, обращаясь неведомо к кому, забираясь внутрь катерка. Обычно брошенные суда быстро подвергаются разграблению, но этот поселок некогда был рыбацкой деревушкой, и к судам здесь отношение было особое. Так что здешние жители их не трогали, а чужаки сюда не совались. Собственно курортная зона располагалась дальше вдоль побережья, где были удобные пляжи, а не каменные осыпи, как здесь.
Старый бензиновый движок не только стоял на месте, но даже вроде был жив и здоров. Правда, аккумулятор отсутствовал – то ли сам хозяин снял, то ли все-таки я погорячился насчет воров. Зато на суденышке был предусмотрен ручной стартер. И чего еще надо! Я еще раз тщательно осмотрел посудину изнутри и снаружи – и решился. Как бы там ни было, те, что подгнивали, оседая, у причала, были наверняка хуже, а привередничать нам не приходилось.
Теперь бы еще этого старичка на воду спустить. До которой, между прочим, не так и близко.
Кильблочная тележка заржавела так, что ее колесики буквально приварились к направляющим рельсам.
Рита безучастно курила, усевшись на брошенную возле пакгауза автопокрышку и привалившись к замшелой кирпичной стене. И больше – ни души. В смысле отсутствия потенциальных свидетелей нашего бегства это неплохо. Но лишние мышцы сейчас не помешали бы – чтобы это самое бегство вообще могло состояться. Не лежало у меня сердце к сгрудившейся у причала рухляди.
