– Наркоманом и пьянчугой.
– И что? Пилчер вас нашел? Дал вам шанс стать всем, кем вы могли стать?
– Я встретился с ним, едва выйдя из тюрьмы. Трехлетний срок за убийство – непредумышленный наезд. Я был на наркотиках, пьян и угробил семью в канун Нового года. Он увидел во мне то, чего я сам в себе и не подозревал.
– У вас была семья? Друзья? Жизнь, которая была какой-никакой, но вашей собственной? Что вообще заставило вас ему довериться?
– Не знаю. Но он был прав, разве не так? Мы все здесь – часть чего-то, мистер Бёрк. Чего-то важного. Все мы.
– Тут вот в чем дело, Маркус – и я не хочу, чтобы вы когда-нибудь об этом забывали – никто, блин, не спрашивал меня или кого-нибудь другого в этой долине, хотим ли мы быть частью этого.
Итан двинулся дальше.
У подножия лестницы, ведущей на первый уровень, его заставил остановиться какой-то шум.
Маркус уже провел своей карточкой возле стеклянной двери, ведущей в пещеру.
Итан уставился в коридор.
– Мистер Бёрк, куда вы?
Шум? Это были чьи-то вопли.
Похожие на вопли банши
[21]
.
Исполненные му́ки.
Нечеловеческие.
Он уже раньше слышал нечто подобное, и крики оледенили его до глубины души.
– Мистер Бёрк!
Итан уже бежал рысцой по коридору. Крики становились все громче.
– Мистер Бёрк!
Он остановился у широкого окна.
Уставился сквозь зеркальное стекло в лабораторию.
Там находились двое мужчин в белых халатах и Дэвид Пилчер.
Они сгрудились вокруг аберрации.
Существо было пристегнуто к стальной каталке на колесах. Крепкие кожаные ремни были застегнуты поперек его ног, под коленями и выше колен. Один – поперек туловища. Еще один – поперек плеч. А пятый удерживал голову.
Толстые запястья и лодыжки были прикованы к сторонам каталки тяжелыми с виду стальными браслетами, и тварь билась в конвульсиях в кожаных путах, как будто по ней пропускали электроток.
– Вам нельзя здесь быть, – сказал Маркус, скользнув к Итану.
– Что они с ним делают?
– Бросьте, пойдем. Мистер Пилчер не обрадуется, если увидит…
Итан постучал по стеклу.
Маркус сказал:
– Вот же блин.
Люди обернулись. Двое ученых нахмурились.
Пилчер сказал им что-то и подошел к лабораторной двери. Когда дверь открылась, вопли абера зазвучали громче, эхом отдаваясь в коридоре, как будто кто-то взывал из ада.
Двери быстро закрылись.
– Итан, чем я могу вам помочь?
– Я уже уходил. И услышал крики.
Пилчер повернулся к зеркальным дверям. Абер успокоился или просто выбился из сил. Только голова его моталась под ремнем, а вопли перешли в хрипы. Итан видел, как неистово бьется массивное сердце под прозрачной кожей. Деталей было не рассмотреть – только цвет, форма и пульсация, размытые, как за матовым стеклом.
– Отличный экземпляр, а? – сказал Пилчер. – Самец весом в триста семнадцать фунтов. Один из самых больших, каких мы когда-либо видели. Он мог бы быть альфа-самцом большой стаи, но мой снайпер заметил его нынче утром, когда абер спускался по каньону один-одинешенек. Понадобилось четыреста миллиграммов телазола
[22]
, чтобы его уложить – доза, достаточная для взрослого самца-ягуара. И к тому времени, как мы до него добрались, он был лишь слегка вялым.
– И долго длился седативный эффект?
– Эти транквилизаторы действуют всего часа три. А потом лучше его запереть, потому что, дружище, они приходят в себя очень сердитыми.
– Большой парень.
– Больше, чем тот, с которым вы сцепились, уж это точно. Думаю, не совру, если скажу: если бы вы повстречались с этим самцом в каньоне, мы бы сейчас не разговаривали.
– Что вы с ним делаете?
– Готовимся убрать железы у основания его шеи.
– Зачем?
– Аберы общаются с помощью феромонов. Это сигналы, которые переносятся по воздуху, передают информацию – и порождают ответы.
– А разве люди не делают то же самое?
– Да, но у нас это происходит на куда более инстинктивном, обширном уровне. Сексуальное притяжение. Узнавание матерью ребенка и наоборот. А аберы используют феромоны так же, как мы используем слова.
– Так зачем вы, по сути, отрезаете этой твари язык?
– Потому что меньше всего хотим, чтобы он рассказал своим друзьям, что он в беде. Не поймите меня неправильно. Мне нравится ограда. Но несколько сотен аберов по другую ее сторону, пытающихся выяснить, как спасти своего собрата, заставляют меня слегка нервничать… – Пилчер посмотрел на пояс Итана. – Вы до сих пор не носите револьвер.
– Я здесь. В горе. Какое это имеет значение?
– Это имеет значение, Итан, потому что я просил вас его носить. Это ведь просто, разве не так? Носите револьвер все время. Вот, взгляните на этот чертов момент…
Итан снова посмотрел сквозь стекло.
Один из ученых наклонялся над лицом абера и светил фонариком-карандашом ему в глаз; абер шипел.
На вид создание было шести-семи футов ростом. Руки и ноги – как переплетенные стальные жилы. Итан не мог отвести от него глаз. Его черные когти были такой же длины, как и пальцы.
– Они разумны? – спросил Итан.
– Господи, ну конечно.
– Так же смышленые, как шимпанзе?
– Их мозг больше нашего. В силу очевидных коммуникационных барьеров проблематично испытывать их разум – в том смысле, в каком мы понимаем слово «разум». Я попытался провести ряд социальных и физических тестов, и не то чтобы они не смогли с ними справиться. Они просто отказались их делать. Все равно как если бы я пытался провести тест с вами, а вы бы сказали, чтобы я засунул его себе в задницу. Вот такой они дают ответ. Несколько месяцев назад мы поймали довольно сговорчивый экземпляр. Она в камере номер девять. Низкий процент враждебности. Мы зовем ее Маргарет.
– Насколько низкий?
– Я провел с нею тесты на память, сидя напротив нее за столом в ее камере. Правда, за мной стояли два охранника, направив ей в грудь ружья, заряженные патронами двенадцатого калибра. Но все равно – она не выказывала никаких признаков агрессии.
