– Это жестоко.
– Нет, это спасет ему жизнь. Потому что, если он будет искренне верить, что мир все еще существует, знаешь, что он попытается сделать?
– Попробует сбежать.
– И догадываешься, кому придется его отловить? Дам подсказку. Рифмуется со словом «титан».
Она улыбнулась этой своей улыбочкой, говорившей «я – сумасшедшая сука», и уронила руку.
– После вас, шериф.
Итан двинулся через резиденцию Пилчера, потом – по коридору к его кабинету, с усилием открыл дубовые двойные двери и вошел.
Пилчер стоял позади своего стола возле прорубленного в скале окна и глядел сквозь стекло.
– Входите, Итан. Хочу кое-что вам показать. Поторопитесь, иначе пропустите.
Бёрк прошел мимо стены из плоских мониторов и обогнул стол. Пэм появилась с другой стороны от Пилчера, а тот показал на окно и сказал:
– Теперь просто наблюдайте.
С этой высокой точки была видна долина Заплутавших Сосен, лежащая в тени.
– Вот оно.
Солнце показалось над восточной грядой.
Солнечные лучи косо упали в центр города в сиянии раннего утра.
– Мой город, – прошептал Пилчер. – Я пытаюсь уловить первый свет, который касается его каждый день.
Он жестом предложил Бёрку и Пэм сесть.
– Что у вас для меня есть, Итан?
– Прошлой ночью я виделся с Кейт.
– Хорошо. И какую игру вы разыграли?
– Полную честность.
– Не понял?
– Я рассказал ей все.
– Я что-то пропустил?
– Кейт не дура.
– Вы рассказали ей, что ведете расследование ее дела? – В словах Пилчера звучал гнев.
– Думаете, она бы не пришла именно к такому выводу? – спросил Итан.
– Ну, теперь мы никогда этого не узнаем, верно?
– Дэвид…
– Верно?
– Я ее знаю. Вы – нет.
– Итак, ты рассказал ей, что мы ее засекли, – проговорила Пэм. – А она ответила: «Отлично, вон оно что!»
– Я сказал, что она под подозрением и что я мог бы ее защитить.
– Сыграли на старых чувствах, а?
– Что-то типа того.
– Ладно, не самый худший подход… Итак, что вы выяснили?
– Она говорит, что в последний раз видела Алиссу на Главной улице в ночь ее гибели. Они разошлись в разные стороны. Тогда Алисса была еще жива.
– Еще что?
– Она понятия не имеет, что находится за оградой. Все время спрашивала меня об этом.
– Тогда почему она шляется посреди ночи?
– Не знаю. Она мне не рассказала. Но у меня есть шанс это выяснить.
– Когда?
– Сегодня ночью. Но нужно вынуть мой чип.
Пилчер посмотрел на Пэм, потом снова на Итана.
– Невозможно.
– В ее записке недвусмысленно сказано: «Без чипа – или не трудись приходить».
– Так просто скажите, что вынули его.
– Думаете, они не проверят?
– Мы можем сделать разрез сзади на вашей ноге. Они ни за что не распознают разницы.
– А если у них есть какой-то другой способ это выяснить?
– Например?
– Блин, да мне почем знать! Но если нынче ночью в моей ноге будет микрочип, я останусь дома.
– Я совершил эту ошибку с Алиссой. Позволил ей уйти без связи. Если бы у нее был чип, мы бы уже знали, куда она ходила. Где ее убили. Я не сделаю ту же ошибку дважды.
– Я могу за себя постоять, – сказал Итан. – Вы оба в этом убедились. Собственноручно.
– Может, нас заботит не столько твоя безопасность, сколько твоя верность, – сказала Пэм.
Итан повернулся в кресле.
Однажды он сражался с этой женщиной в подвале больницы. Она ринулась на него со шприцем, а он с разбегу врезался в нее и влепил ее лицом в бетонную стену. Теперь он мысленно заново пережил тот момент, словно воспоминание о доброй еде, желая, чтобы можно было повторить.
– Она привела веский довод, Итан, – сказал Пилчер.
– И в чем заключается этот довод? В том, что вы мне не доверяете?
– Вы отлично справляетесь, но прошло слишком мало времени. И еще многое надо доказать.
– Я хочу, чтоб чип вынули, или я никуда не пойду. Все просто.
В голосе Пилчера прозвучала жесткая нотка:
– Завтра с первыми лучами солнца вы будете в моем офисе с полным отчетом. Все ясно?
– Да.
– А теперь мне придется вам пригрозить.
– Тем, что случится с моей семьей, если я решу рвануть в бега или совершу другой акт непослушания? Давайте я просто представлю себе самое худшее и решу, что вы это сделаете. Вот что мне действительно нужно – так это перемолвиться с вами словечком наедине. – Итан взглянул на Пэм. – Ты не возражаешь?
– Конечно, нет.
Когда дверь за ней закрылась, Бёрк сказал:
– Мне бы хотелось получить более четкую картинку того, какой была ваша дочь.
– Зачем?
– Чем больше я о ней узна́ю, тем больше шансов выяснить, что с ней случилось.
– Полагаю, мы знаем, что с ней случилось, Итан.
– Вчера я был в ее комнате. Возле ее двери повсюду были цветы и карточки. Целые потоки чувств. Но я гадал… Были ли у нее враги внутри горы? Я имею в виду – она же была дочерью босса.
Итану показалось, что Пилчер может взорваться из-за такого вторжения в его личные чувства, в его горе. Но вместо этого тот откинулся на спинку кресла и сказал почти мечтательно:
– Алисса была последним человеком, который стал бы извлекать выгоду из своего статуса. Она могла бы жить в этих апартаментах в роскоши вместе со мной, делать все, что заблагорассудится. Но вместо этого продолжала жить в спартанских казармах и выполняла такие же задания, как и все остальные. Никогда не искала преференциального режима из-за того, кем была. И все это знали. И из-за этого все еще больше ее любили.
– Вы с нею ладили?
– Да.
– Что Алисса думала обо всем этом?
– О чем – обо всем?
– О городе. О наблюдении. Обо всем.
– На ранних порах, когда все мы вышли из консервации, у нее случались приступы идеализма.
– Вы имеете в виду – она не соглашалась с вами насчет того, как вы управляете Заплутавшими Соснами?
– Именно. Но к тому времени, как ей стукнуло двадцать, она начала по-настоящему взрослеть. Она поняла причины, стоящие за камерами и «красными днями». Оградой и тайнами.
