Майлз повернулся к Ренате:
– Пересядешь назад?
– Что? – переспросила она, не веря своим ушам. – Да, конечно.
Рената неуклюже расстегнула ремень безопасности, надеясь, что покрасневшее лицо не выдает ее разочарования. Когда она пролезала между сиденьями, сумка зацепилась за рычаг переключения скоростей, и короткая юбка поднялась, выставив на всеобщее обозрение Ренатин зад. В общем, задница и в прямом смысле, и в переносном. Красотка ждала, наблюдая за происходящим с нетерпеливо-удивленным выражением лица.
Рената перебралась на тесное заднее сиденье. Там было так мало места, что пришлось сесть на правую сторону сиденья, а ноги поставить на левую. Ремня безопасности тоже не было, и, что еще хуже, Майлз, судя по всему, использовал заднее сиденье как мусорное ведро – повсюду валялись скомканные пакетики от чипсов, пустые коробки от компакт-дисков и лежал слой песка.
– А вот и доска, – произнесла Красотка.
Похоже, она обращалась к Ренате, так как секунду спустя у той перед лицом оказался киль. Рената растерялась. Сзади и так было тесно.
– Здесь нет места, – пропищала она.
– Вот так, – вмешался Майлз, укладывая доску одним концом на ветровое стекло, а другим на багажник.
Доска перегородила заднее сиденье, закрыв от Ренаты Майлза. Своих ног она тоже не видела. Могла только подвинуться на несколько дюймов вправо и выглядывать из машины или смотреть прямо перед собой на каштановые волосы Красотки.
– Держи.
– Да, держи, – кивнула Красотка, как будто Ренату пригласили исключительно для того, чтобы придерживать доску.
– Меня зовут Рената.
Она надеялась чуточку разрядить ситуацию, но Майлз, выезжая задом с подъездной дорожки, врубил на всю мощность радио, и звуки старого доброго хип-хопа в исполнении группы «Саблайм» заглушили голос Ренаты. Ее слова остались во дворе, брошенные, как велосипеды.
Минуту спустя, когда они выехали на дорогу и понеслись по ней, явно превышая скорость, Рената пришла к выводу, что сама во всем виновата. Стоило отклониться от установленного курса, как сразу последовало наказание. Она должна была находиться в яхт-клубе, ковырять сандвич с беконом, помидорами и салатом, пока Сьюзен Дрисколл останавливает каждого второго, чтобы познакомить с Ренатой. «Новоиспеченная невеста Кейда… Мы так рады!» Ей полагалось не отходить от Кейда, гладить его руку, шептаться с ним, а не сидеть в машине, пытаясь удержать десятифутовую доску для серфинга, не давая ей превратиться в реактивный снаряд и обезглавить людей в «Ауди-ТТ» сзади. На передних сиденьях весело болтали Майлз и Красотка. Рената слышала их голоса, но не могла разобрать ни единого слова. Ей нестерпимо хотелось, чтобы рядом оказалась Экшн, уж она-то в два счета справилась бы с Майлзом и Красоткой! Прежде всего Экшн ни за что бы не согласилась пересесть на заднее сиденье. «Где мы, по-вашему, в Алабаме образца тысяча девятьсот шестьдесят первого года?» Может, она бы сразу спросила Красотку, натуральный ли у той цвет волос. Впрочем, Экшн наверняка бы гордилась тем, что Рената сбежала из дома на Халберт-авеню. И все же Ренате никак не удавалось настроиться на пренебрежительный лад. С каждой минутой она стремительно уносилась все дальше и дальше от того места, где ей следовало находиться. Она стала заложницей Майлза и собственного идиотского решения.
Свободной рукой Рената пошарила в сумочке, проверяя, что там есть. Ни денег, ни телефона, ни лосьона, ни бутылки с водой. И мозгов нет, подумала она. Здравого смысла тоже. У нее с собой только полотенце, солнечные очки, книга и скомканный листок со списком Сьюзен. Рената попала в плен и теперь зависит от воли двух человек, которых даже толком не знает. Какая у Майлза фамилия? Рената не имела понятия.
Майлз вновь нажал на тормоз и с головокружительной скоростью вошел в очередной поворот. Рената вцепилась в доску, но удержать ее не хватало сил. «Сейчас упадет! – мелькнуло в Ренатином мозгу. – Ну и ладно!» Красоткины волосы развевались на ветру, хлестали Ренату по глазам. Майлз предостерегающе крикнул, и Красотка схватила доску за нос, продемонстрировав стройные подтянутые руки с тренированными мускулами. Заглядевшись на руки и грудь Красотки, безупречно круглую, светлую и гладкую, Рената не заметила, как доска дернулась назад и угодила ей прямо в челюсть.
Она охнула от боли и неожиданности. Челюсть, наверное, треснула, а зубы, похоже, расшатались. Глаза застилали слезы. Рената не стала их сдерживать. Эти двое даже не заметят, если она расплачется.
Они ехали по очередному проселку, все ухабы и выбоины отдавались в Ренатиной челюсти острой болью.
– Останови машину! – закричала Рената, чувствуя во рту вкус крови.
Майлз лишь прибавил скорость. Они мчались по ребристому, как стиральная доска, проселку. Рената запаниковала. Ей хотелось сбежать, но сама Рената в жизни бы не нашла дорогу до дома Кейда. Да что там, она не представляла, с какой стороны они приехали. Конечно, можно было бы поймать машину, уговорить какого-нибудь доброго водителя подвезти ее к яхт-клубу, но они уезжали все дальше и дальше от шоссе, и все надежды сошли на нет. Рената забыла намазаться солнцезащитным лосьоном, и у нее обгорели плечи. Положение – хуже некуда, сущий ад.
Вдруг Майлз замедлил ход. Красотка что-то сказала, указывая на обочину. Может, там какое-то животное? Рената присмотрелась. В невысоких кустах виднелся белый крест. Рената почувствовала биение пульса в ушибленной челюсти.
– Смотри, кто-то здесь погиб, – сказала Красотка. – Жуткая вещь эти кресты, да?
– Остановись! – потребовала Рената, с трудом подсунув руку под доску и тронув Майлза за плечо. – Сейчас же!
Он резко затормозил. Машину окутало облако пыли.
– Что такое?
– Останови. Я выхожу.
– Чего?!
Рената выбралась с заднего сиденья. Во рту было полно пыли. Она спрыгнула на дорогу и зашагала назад, к кресту, разглядывая свои ноги. Ногти, выкрашенные лаком оттенка «Шанхайский закат», покрыла тонкая вуаль пыли.
Простой белый крест из двух кусков дерева, сбитых гвоздями, краска уже кое-где облупилась. Рената смотрела во все глаза. Неужели это то, что она искала? Знак в память о ее матери? В Нью-Йорке была ее могила – большая гранитная плита с надписью «Кэндес Харрис Нокс, 1955–1992. Жена, мать, друг». Каждую неделю отец Ренаты приносил на могилу цветы, осенью – тыкву, а на Рождество – венок. Но этот крест сказал Ренате больше, чем могила. Он буквально кричал: «Здесь!» Здесь, на ухабистой проселочной дороге, среди зарослей черники, ежевики и испанских олив, это и произошло. В феврале тысяча девятьсот девяносто второго года Кэндес сбила машина. Дорога обледенела, грузовик электрической компании ехал слишком быстро, водитель был пьян в десять часов утра. То ли Кэндес поскользнулась, то ли грузовик вильнул, Ренате так и не сказали. Зато теперь она узнала, где это случилось. Если, конечно, это крест в память о Кэндес. Здесь вполне мог бы погибнуть какой-нибудь другой человек, а по кресту трудно определить, сколько ему лет, четырнадцать или, скажем, сорок. Никаких надписей, только интуиция Ренаты. То самое место. Знает ли Маргарита? А Дэниел?
