«В банковское хранилище?» — хотелось ей спросить, но она промолчала и, открыв дверь, вошла. В соседней комнате находилась другая сестра, которая поприветствовала ее улыбкой и, развернувшись, двинулась куда-то, ни минуты не сомневаясь, что пациентка безропотно последует за ней.
Был сделан еще один рентгеновский снимок ее зуба, и сопровождающая сестра сказала другой сестре: «Нижний коренной», а другая сестра сказала Кларе: «Следуйте за мной, пожалуйста».
Они шли лабиринтами коридоров, уводящих в недра бесконечного здания, и наконец прибыли в какую-то каморку, где стояла только кушетка с подушкой, умывальник и стул.
— Подождите здесь, — сказала сестра. — Если можете, расслабьтесь.
— Я могу нечаянно заснуть, — предупредила она.
— Вот и хорошо, — сказала сестра. — Долго ждать не придется.
Она провела в ожидании более часа в полудреме, пробуждаясь только при звуке шагов за дверью. Один раз заглянула сестра и с улыбкой сообщила:
— Уже скоро.
А еще чуть погодя та же сестра, но уже без улыбки, буквально ворвалась в комнату, вся из себя деловито-собранная.
— Идемте, — скомандовала она и вновь повела ее по петляющим коридорам.
Потом в одно мгновение — она не заметила как — все изменилось, и вот она уже сидит в кресле с головой, обмотанной полотенцем, еще одно полотенце под подбородком, а сестра держит руку на ее плече.
— Будет больно? — спросила она.
— Не будет, — с улыбкой заверила сестра. — Да вы и сами это знаете, верно?
— Да, — сказала она.
В кабинет вошел врач, улыбнулся ей сверху вниз и сказал:
— Приступим.
— Будет больно? — спросила она.
— Ничуть! — весело откликнулся врач. — Мы бы давно лишились работы, если бы делали людям больно.
Говоря так, он с бряцаньем перебирал металлические инструменты, спрятанные под салфеткой, а тем временем сзади к креслу почти бесшумно подкатили какой-то массивный агрегат.
— Мы бы давно уже вылетели в трубу, — говорил доктор. — Единственное, чего следует опасаться, так это ваших собственных разговоров во сне. Постарайтесь не выболтать нам свои тайны. Стало быть, нижний коренной? — повернулся он к сестре.
— Нижний коренной, доктор, — подтвердила та.
Рот и нос ей накрыли резиновой маской с резким металлическим привкусом, поверх которой она видела лицо дантиста, рассеянно повторявшего: «Та-ак… та-ак…» Медсестра сказала: «Разожмите руки, милочка», — и постепенно ее пальцы начали расслабляться.
«Это заходит слишком далеко, — сказала она себе. — Запомни. И еще запомни эти металлические звуки и привкус металла. И это унизительное обращение».
А потом ее подхватил вихрь музыки, оглушил и закружил, закружил, и вот она уже бежит что есть сил по длинному стерильно-чистому коридору, слева и справа мелькают двери, а в конце коридора виден Джим, который протягивает к ней руки, смеется и что-то кричит, но слов не разобрать, они тонут в пронзительных звуках музыки, и она продолжает свой бег, а потом говорит: «Я не боюсь», и кто-то хватает ее за руку и втаскивает в ближайшую дверь, и мир вокруг стремительно расширяется, и ему нет пределов, но вдруг все это пропадает, и она снова видит лицо доктора над собой, и окно возвращается на свое место, и сестра держит ее за руку.
— Зачем вы меня оттуда вытащили? — спросила она, булькая кровью во рту. — Мне хотелось идти дальше.
— Никто вас не тащил, — возразила сестра, а доктор сказал:
— Она еще не совсем очнулась.
Она заплакала, но не могла пошевелиться; слезы текли по ее лицу, и медсестра вытирала их полотенцем. Нигде не было крови, за исключением той, что заполняла ее рот; вокруг сияла все та же стерильная чистота. Доктор меж тем исчез, а сестра взяла ее за руку и помогла встать с кресла.
— Я что-нибудь говорила? — с тревогой спросила она. — Что я сказала?
— Вы сказали: «Я не боюсь», — уже когда просыпались.
— Нет, я не об этом. — Она остановилась, высвобождая свою руку. — Сказала я что-нибудь такое? Я говорила о нем?
— Ничего такого вы ни о ком не говорили, — успокоила ее сестра. — Доктор вас просто дразнил.
— А где мой зуб? — вдруг вспомнила она.
Сестра засмеялась.
— Был да весь вышел. Теперь болеть уже нечему.
Потом она оказалась в прежней каморке, лежала на кушетке и плакала, а сестра принесла немного виски в бумажном стаканчике и поставила на край умывальника.
— Господь напоил меня кровью, — промолвила она.
— Не полощите рот, дайте крови свернуться, — сказала сестра.
Прошло много времени, прежде чем сестра снова объявилась в дверном проеме и сказала:
— Я вижу, вы проснулись.
— Разве я спала? — удивилась она.
— Еще как спали! Я не стала вас будить.
Она села; голова сильно кружилась, и было такое чувство, будто она провела в этой каморке едва ли не всю жизнь.
— Теперь вы готовы идти? — спросила сестра участливо и протянула уже знакомую руку, достаточно крепкую, чтобы поддержать, если она оступится. На этот раз длинный коридор завершился приемной с окошком банковского вида.
— Закончили? — бодро спросила сестра за окошком. — Тогда присядьте на минутку.
Она кивком указала на стул подле окошка и начал что-то быстро писать, одновременно заученным тоном давая наставления;
— Не полощите рот в течение двух часов, на ночь примите слабительное, а от боли — две таблетки аспирина. Если кровотечение не прекратится или будет нестерпимая боль, немедленно обратитесь к нам. Все понятно?
И ей вручили новую справку, на которой значилось: «Удаление», а ниже: «Не полоскать рот. Принять легкое слабительное. При боли — 2 таблетки аспирина. При сильной боли и кровотечении обратиться к врачу».
— Всего доброго, — жизнерадостно попрощалась сестра.
— Всего доброго, — ответила она.
Со справкой в руке она вышла через стеклянную дверь и — все еще в полусне — зашагала по коридору. С трудом разлепляя глаза, она видела ряды дверей по обе стороны, а когда на одной из табличек мелькнули слова «Дамская комната», свернула туда и оказалась в просторном помещении с окнами, плетеными креслами, белыми кафельными стенами и сверкающими кранами. Несколько женщин стояли перед зеркалами, причесываясь или подкрашивая губы. Она прямиком направилась к ближайшей из трех раковин, взяла бумажное полотенце — при этом уронив на пол сумочку и справку, — намочила его под краном и с силой прижала к лицу. В глазах прояснилось, и она почувствовала себя лучше. Снова намочив полотенце, она протерла лицо, а когда, не глядя, потянулась за сухим, его вложила ей в руку стоявшая рядом женщина — с легким смехом, насколько она могла слышать, ибо видеть она не могла из-за попавшей в глаза воды. Затем одна из женщин сказала:
