– И этого хватит?
– Хватит, если мы предоставим того, за кем пойдут люди, – пояснил Призрак, снова поворачиваясь к воде. – Того, кто не умирает в огне, того, кто может вернуть воду на городские улицы. Мы дадим им чудеса и героя, а потом продемонстрируем, что их правитель – лжец и тиран. Если бы ты оказался на их месте, как бы ты поступил?
Сэйзед ответил не сразу. Призрак говорил разумные вещи, включая и то, что метапамять все-таки небесполезна. Но террисиец не был уверен, как следует относиться к переменам в молодом человеке. Призрак как будто стал умнее, но…
– Призрак. – Сэйзед понизил голос, чтобы не услышали оказавшиеся поблизости солдаты. – Что ты скрываешь от нас? Как ты выжил после прыжка с крыши? Почему завязываешь глаза?
– Я… – Призрак замялся, на мгновение став прежним робким мальчиком. Почему-то Сэйзед успокоился, когда увидел это. – Не знаю, если я смогу объяснить, Сэйз, – проговорил молодой человек, и часть его надменной уверенности испарилась. – Пока что я сам в этом не разобрался. Я все расскажу – потом. А сейчас можешь просто мне довериться?
Парнишка всегда был искренним. Сейчас он устремил на Сэйзеда нетерпеливый взгляд, и террисиец понял нечто очень важное. Призрак волновался из-за города, из-за Гражданина, которого хотел свергнуть. Он уже спасал людей, а Сэйзед и Бриз просто стояли и смотрели.
Мальчику было не все равно, в отличие от него, хранителя. Сэйзед пытался что-то изменить и злился на самого себя – на свою тоску, которая этим вечером ощущалась намного сильней, чем обычно. В последнее время он не мог доверять своим чувствам. Не мог быть ученым, не мог командовать людьми; от него вообще не было никакой пользы. Но напряженный взгляд Призрака заставил ненадолго забыть обо всех бедах.
Если парень хотел взять инициативу в свои руки, разве вправе Сэйзед ему мешать?
Террисиец оглянулся на свою комнату, где осталась метапамять. Она искушала своим содержимым.
«Я ведь не начну опять проповедовать, – подумал он, – значит и лицемером не буду. Применяя сведения, о которых говорит Призрак, я хотя бы наделю смыслом те мучительные усилия, что понадобились хранителям для сбора знаний об инженерном деле».
Оправдание показалось не самым удачным. Однако его хватало, с учетом того, что Призрак вдруг сделался главным и дал Сэйзеду повод снова воспользоваться метапамятью.
– Хорошо, – согласился террисиец. – Я сделаю, как ты просишь.
* * *
Тюрьма Разрушителя не походила на обычную тюрьму. Его не посадили за решетку. В общем-то, он мог свободно бродить, где хотел.
В тюрьме находился не он сам, а скорее его сила. С божественной точки зрения все было уравновешено. Если Разрушитель пытался вырваться на волю, стены его узилища сжимались – и он становился беспомощным. И поскольку бо́льшую часть силы у него отняли и надежно спрятали, он мог воздействовать на мир лишь самым слабым образом.
Здесь, кстати, следует кое-что прояснить. Мы говорим, что Разрушителя «освободили» из заточения. Но это неверно. Когда сила Источника оказалась на свободе, вышеупомянутое равновесие нарушилось в пользу Разрушителя, однако он по-прежнему был слишком слаб, чтобы уничтожить мир в мгновение ока, как ему хотелось. Дело в том, что значительную часть могущества Разрушителя составляло его собственное тело, которое по-прежнему оставалось спрятанным в неизвестном месте.
Вот поэтому Разрушитель и был так одержим поисками части самого себя.
47
Когда-то туман вызывал у Эленда беспокойство. Казался воплощением неизведанного – загадочным, недружелюбным, принадлежавшим скорее алломантам, чем обычным людям.
Но теперь Эленд и сам сделался алломантом. Он стоял и спокойно смотрел вверх, на клубы белого дыма, которые беспрестанно меняли форму, двигались, кружились. По небу текли белые реки. Чудилось, что вот-вот унесет призрачным течением. Когда в Эленде проснулись алломантические силы, Вин первым делом процитировала ему девиз Кельсера, к которому теперь можно было относиться лишь с иронией: «Туман – наш друг. Он прячет нас. Защищает нас. Дает нам силу».
Прошло уже три дня с тех пор, как Вин попала в плен.
«Я не должен был ее отпускать, – в очередной раз подумал Эленд и ощутил, как сжимается сердце. – Я не должен был соглашаться на такой рискованный план».
Вин всегда его защищала. Что же им делать теперь, когда она в опасности? Если бы они поменялись местами, Вин бы уже придумала способ проникнуть в город и спасти его. Она бы убила Йомена, или… в любом случае она бы не бездействовала.
Но Эленд не обладал ее яростной решительностью. Он предпочитал все планировать и слишком хорошо разбирался в политике. Он не мог рисковать собой ради ее спасения. Однажды он едва не потерял все войско. Он не мог бросить своих солдат опять. Во всяком случае, уж точно не для того, чтобы пойти в Фадрекс, чей правитель успел продемонстрировать свое блестящее умение заманивать противников в ловушки.
От Йомена не было никаких вестей. Эленд ждал требований о выкупе и заранее этого страшился. Имел ли он право обменять судьбу целого мира на жизнь Вин? Нет. У Источника Вознесения она столкнулась с таким же выбором и поступила верно. Эленд должен следовать ее примеру.
«С ней все будет хорошо, – в очередной раз мысленно повторил Эленд. – Это же Вин. Она придумает, как оттуда выбраться. С ней все будет хорошо…»
Но сама мысль о Вин в плену заставляла почти что каменеть от ужаса. Только клубящийся туман мог хоть отчасти успокоить.
Правда, Вин теперь относилась к туману совсем по-другому. Эленд чувствовал это в ее поступках, в ее словах. Она больше не доверяла туману. Даже ненавидела. И Эленд не мог ее осуждать. Ведь туман и в самом деле изменился, превратился в вестника разрушения и смерти.
Однако сам Эленд все-таки продолжал туману доверять. Это казалось правильным. Как же мог туман быть врагом? Как игривый ветерок кружит опавшие листья, так и туман кружился возле Эленда, словно притянутый алломантическим горением металлов. Тревога о судьбе Вин понемногу ослабевала, взамен появлялась уверенность, что она обязательно отыщет способ спастись.
Эленд со вздохом покачал головой. Как можно ставить свое инстинктивное отношение к туману выше того, что испытывала Вин? Она с раннего детства боролась за выживание и обладала острым чутьем. А чем мог похвастаться Эленд? Манерами, отточенными на многочисленных балах и вечеринках?
Позади раздался какой-то звук. Эленд повернулся и увидел, что двое слуг несут в кресле Сетта.
– Проклятого громилы тут нет? – спросил тот, когда слуги поставили кресло на землю.
Эленд покачал головой.
Взмахом руки Сетт приказал слугам удалиться.
