– Привет, Лиша! – крикнул он, отсалютовав копьем.
Лиша помахала ему.
– Тебе и правда средь бела дня нужна эта штука? – указала она на копье.
– А если волк нападет? – ухмыльнулся Марик. – Как я тебя защищу?
– В Лесорубовой Лощине не больно-то много волков, – сказала Лиша, когда вестник подошел ближе. У него были каштановые волосы до плеч и глаза цвета древесной коры. Красив, что ни говори.
– Тогда медведь, – предположил Марик уже у хижины. – Или лев. На свете много хищников.
Он не сводил глаз с ее груди.
– Мне это прекрасно известно. – Лиша прикрыла грудь шалью.
Марик засмеялся и поставил сумку на крыльцо.
– Шали вышли из моды. Женщины в Энджирсе и Райзоне их больше не носят.
– Держу пари, что либо у их платьев высокий ворот, либо их мужчины лучше воспитаны.
– Высокий ворот, – со смехом признал Марик.
Он низко поклонился, придвинулся ближе и прошептал:
– Хочешь, подарю тебе энджирское платье с высоким воротом?
– И куда мне его надевать? – Лиша уворачивалась, пока вестник не зажал ее в угол.
– Поехали в Энджирс.
Лиша вздохнула:
– Хорошо бы.
– Кто знает, кто знает… – лукаво произнес вестник, поклонился и жестом предложил Лише первой войти в хижину.
Лиша улыбнулась и вошла в дом, чувствуя волчий взгляд на своем заду. Бруна снова сидела в кресле. Марик подошел к ней и низко поклонился.
– Мастер Марик! – радостно произнесла Бруна. – Какая приятная неожиданность!
– Госпожа Джизелл из Энджирса передает вам наилучшие пожелания и просит вашей помощи в сложном деле.
Вестник достал из сумки свиток бумаги, перевязанный крепким шнурком.
Бруна жестом велела Лише взять письмо, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Ученица начала читать:
– «Уважаемая Бруна, посылаю вам свои наилучшие пожелания из Форта Энджирса в год триста двадцать шестой после Возвращения…»
– Ученицей Джизелл была ужасно болтлива, и пишет она точно так же, – перебила Бруна. – Я не вечна. Перейди к делу.
Лиша просмотрела страницу, перевернула, изучила оборотную сторону. Нужный отрывок нашелся только на втором листке.
– «Мальчик, – прочитала Лиша, – десяти лет. Приведен в лечебницу матерью, жалобы на тошноту и слабость. Других симптомов нет, истории болезни нет. Прописан чернокорень, вода и постельный режим. Болезнь прогрессировала в течение трех дней, добавилась сыпь на руках, ногах и груди. Доза чернокорня постепенно увеличена до трех унций. Больному становилось все хуже, начался жар, сыпь пошла твердыми белыми чирьями. Мази не помогали. Началась рвота. Назначен сердцелист и мак от боли, мягкое молочко для желудка. Аппетита нет. По-видимому, не заразен».
Бруна долго молчала, переваривая услышанное. Затем взглянула на Марика:
– Ты видел мальчика?
Вестник кивнул.
– Он потел?
– Потел и дрожал, как будто ему одновременно жарко и холодно.
Бруна хмыкнула:
– Какого цвета были его ногти?
– Ногтевого, – ухмыльнулся Марик.
– Шутки со мной шутить вздумал?
Марик побледнел и замотал головой. Старуха допрашивала его еще несколько минут и время от времени хмыкала. Вестники славились наблюдательностью и цепкой памятью, и Бруна, похоже, не сомневалась в его словах. Наконец она жестом велела ему замолчать:
– В письме есть еще что-нибудь важное?
– Она хочет прислать ученицу, – ответила Лиша.
Бруна нахмурилась.
– «У меня есть ученица, Вайка, обучение которой подходит к концу, – прочла Лиша. – Как и у вас, судя по вашим письмам. Быть может, обменяемся обученными травницами, если вы не хотите учить с чистого листа?»
Лиша задохнулась, и Марик расплылся в понимающей улыбке.
– Читай, чего замолчала, – проскрежетала Бруна.
Лиша прочистила горло.
– «Вайка весьма талантлива и в состоянии позаботиться о жителях Лесорубовой Лощины. Она будет преданно служить мудрой Бруне и учиться у нее. Лише тоже пойдет на пользу ухаживать за больными в моей лечебнице. Нижайше молю мудрую Бруну оказать этому миру еще хотя бы одну милость, прежде чем покинуть его».
Бруна долго молчала.
– Мне нужно подумать, – наконец сказала она. – Иди в город, девочка. Поговорим, когда вернешься.
Она повернулась к Марику.
– Я дам ответ завтра. Лиша тебе заплатит.
Вестник поклонился и попятился за порог. Бруна откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Сердце Лиши бешено колотилось, но девушка знала, что лучше не мешать старой карге просеивать десятилетия воспоминаний в поисках лекарства для мальчика. Лиша взяла корзинку и отправилась в город.
* * *
Марик ждал ее на крыльце.
– Ты знал, что в письме, – упрекнула его Лиша.
– Конечно знал. Она писала при мне.
– И ничего не сказал!
Марик ухмыльнулся:
– Я пообещал тебе платье с высоким воротом. Обещание в силе.
– Посмотрим. – Лиша улыбнулась и протянула вестнику мешочек монет. – Твоя плата.
– Лучше заплати поцелуем.
– Ты мне льстишь! Неужели мои поцелуи дороже золота? Боюсь тебя разочаровать.
Марик рассмеялся:
– Радость моя, если бы я бросал вызов демонам ночи всю дорогу от Энджирса и обратно только ради твоего поцелуя, мне завидовали бы все вестники, побывавшие в Лесорубовой Лощине.
– В таком случае, – развеселилась Лиша, – я лучше подожду с поцелуями, чтобы не продешевить.
– Ты разбиваешь мне сердце. – Марик схватился за грудь.
Лиша бросила ему мешочек, и он ловко поймал его.
– Окажи мне хотя бы честь проводить травницу в поселок? – Он улыбнулся, расшаркался и подставил ей руку.
Лиша невольно улыбнулась.
– У нас в Лощине дела так быстро не делаются, – покосилась она, – но можешь понести мою корзинку.
Она повесила корзинку на протянутую руку и зашагала к городу. Вестник уставился ей вслед.
* * *
Когда они добрались до города, рынок Смитта бурлил. Лиша любила приходить пораньше, пока самые лакомые кусочки еще не разобрали. Она оставляла заказ у Дага-мясника и отправлялась в обход.
– Доброе утро, Лиша, – поздоровался Седой Йон, самый старый житель Лесорубовой Лощины.
Его седая борода, которой он очень гордился, была длиннее, чем волосы у большинства местных женщин. Когда-то Йон был могучим дровосеком, но к старости исхудал и с трудом опирался на палку.
