Ну, кто-кто… Вопрос, увы, ясен. Сонечка Аверьянова, в
девичестве Богданова! Да, близнецы есть близнецы! И если Лида закончила в свое
время Нижегородское художественное училище, а потом – худграф, то кто мешал
сделать это Соне – в Северолуцке? Да она и просто так могла интересоваться
искусством – в качестве хобби, что ли. Вот и выходит, что Лида слишком мало
успела узнать о сестре… на свою беду.
– Нагляделась? – Насмешливый голос Рыжего вернул ее с небес
на землю. – Ну, ты артистка! Все хочешь нас убедить, будто ты не Сонька и сюда
попала впервые? Ну да, еще начни рассказывать всякие сказки про близнецов. Я
Соньку с пятого класса знаю, отроду у нее никакой сестры не было… А, ты хочешь
сказать, что тебя украли цыгане? – ухмыльнулся он, уловив порывистое движение
Лиды. – Брось, не тяни время. Я еще когда в далеком детстве прочитал про
Железную Маску, дико ржал над всей этой глупостью. Тут, Сонечка, не
мексиканский сериал и не «Санта-Барбара». И времени у нас не так много, как
кажется, поэтому быстро высказывайся про Женюрочкин тайник – и разойдемся, как
в море корабли.
– Вы идиоты, – откровенно сказала Лида, вдруг перестав
бояться. Бог знает, что ее успокоило – может, признание Рыжего в том, что он
знал Соню с пятого класса? Как-то не верилось, что одноклассник сестры может
причинить ей вред. Она очень быстро забыла про тот удар в живот… – Какой еще
тайник вам нужен? Эта квартира вся – тайник! Остров сокровищ! Знаете, сколько
стоит вот эта икона? А статуэтки? Да это же образцы первого русского
порцелина,[1]
который делался еще без каолина, как французский мягкий фарфор,
севрский или мейсенский!
Серый, доселе жадно шнырявший глазами по комнате, воззрился
на Рыжего вопросительно. Однако тот покачал головой:
– Угомонись. Охота была со стекляшками возиться! И вообще,
откуда я знаю, может, это все вовсе не куплено на трудовые Женюрины копейки, а
в самом деле некогда стояло-постаивало в нашем художественном музее, и нас за
попытку сбыта госимущества… – Глаза Рыжего лукаво блеснули. – А, Сонечка?
Может, не зря ходили после смерти твоего супруга некие интересные слухи?
Все-таки он работал охранником музея, так или нет?
У Лиды внезапно перехватило дыхание. Господи… Куда она
попала, господи?!
– Послушайте, – заговорила сбивчиво, с трудом справляясь с
дрожащими губами, – послушайте, все это какое-то недоразумение. Давайте же
будем разумными людьми. Я вам говорю: я не Соня! Я ничего не знаю ни о каком
тайнике. Мы только зря теряем время на пустую болтовню. Отпустите меня и
делайте с этой квартирой все, что вам заблагорассудится, – я ничего никому не
скажу. Я хочу только уйти… уехать домой, в Нижний!
Голос вибрировал от слез, но слова были не те. Лида сама
ощущала их неубедительность, но ничто другое почему-то не шло с языка. И она
почти не удивилась, когда на лице Рыжего вдруг вспыхнула ярость, а потом он
отвел руку назад и с новой силой двинул Лиду в живот.
– Не хочешь добром, так…
Она согнулась, упала на пол. Сдавленный вопль рвался изо рта,
но тут же он был загнан внутрь полоской широкого пластыря, перехлестнувшей
лицо. Желто-зеленые глаза оказались близко-близко:
– Измолочу, поняла? Изомну все твои потроха кулаками!
Никаких следов не останется, а сделаешься калекой. И никто криков не услышит. –
Словно ради наглядности он еще раз вдавил свой кулак в Лидин живот, и она снова
судорожно забилась на полу. – Ну, скажешь?
Лида повозила головой по полу, что значило всего лишь: «Я
ничего не знаю!» – но ее мучители восприняли это как отказ ответить, и рыжий
начал работать ногами.
– Эй, ты потише! – опасливо сказал Серый. – Может, как-то
по-другому попробовать?
Голос его слабо донесся сквозь звон в Лидиных ушах, и она с
трудом разлепила залитые слезами глаза.
– Хорошая мысль, – сказал Рыжий. – А не трахнуть ли нам
барышню… извращенно? А? Говорят, если без привычки, это довольно болезненно.
– Чтоб Сонька – без привычки? – усомнился Серый. – Да брось!
Слухи ходят, она чуть ли не с шестью мужиками одновременно сношалась. И сзади,
и спереди, и снизу, и сверху, и даже сбоку. А негр?!.
– Слушай, ты меня возбуждаешь, – пробормотал Рыжий. – Обожаю
испорченных женщин! А ну-ка помоги мне.
Он приподнял Лиду за плечи, Серый схватил за ноги, и в
следующее мгновение она оказалась лежащей на кровати, от которой тянуло
кисловатым духом несвежего белья.
* * *
Да нет, ничего такого не случалось в жизни Ани, в чем она
постыдилась бы признаться Диме. И она досталась ему невинной девушкой – это
непреложный факт, которым он не переставал откровенно и смешно гордиться. Но
все-таки была в ее жизни одна роковая ночь!
Аня тогда поступила на филфак пединститута и вместе со всеми
отправилась в колхоз. 1963 год, раздолье студенческой романтики и дармового
труда! Сотни три девчонок и парней (преимущественно девчонок, поскольку
пединституты в то время славились как кузницы женских кадров, у них на филфаке
из ста человек только десять – мужеского полу, на физмате и химбиофаке почти
аналогично) долго везли на грузовиках в район имени Лазо, а потом свалили на
окраине какой-то деревни в виду длинного, приземистого здания без окон. От него
исходил глубокий могильный дух. Это заброшенный яровизатор, и сельхозначальство
не нашло ничего лучшего, как поселить будущих педагогов здесь на целый месяц.
Что характерно, лихая советская молодежь ничуть не испугалась нечеловеческих
условий, а восприняла их как должное. О правах человека и тому подобном в то
время и слыхом не слыхали, кроме того, ребятишки только что прошли горнило
вступительных экзаменов (три человека на место) и готовы были носом землю рыть
от счастья, что зачислены в институт.
Копать бесплатно колхозную картошку? С радостью! Жить в
вонючем яровизаторе? Запросто! Спать на нарах? Да мы только об этом и мечтали
всю нашу молодую жизнь!
Однако наспех сколоченные нары вместили только половину
народу. Нет, остальным не пришлось валяться прямо на полу: для них завезли несколько
грузовиков деревянных ящиков, и из этих шатких сооружений студенточки
изобретательно соорудили себе ложа, вернее, лежбища, нагромоздив на них
матрасовки, набитые сеном. И начались сельхозподвиги! Днем ораву вывозили на
поля – куда-то очень далеко, и если правда, что территория Хабаровского края
могла бы вместить не меньше двух перемещенных на Дальний Восток европейских
государств, то они побывали не то в Бельгии, не то во Франции.
