Встретив со стороны Лиды горячее сочувствие, опер поведал
ей, что интеллигенты сплошь и рядом суют купюры в книжки, причем если они сами
с течением времени, как правило, забывают, в какую именно спрятали, то у воров
хватает терпения перетрясти всю библиотеку и отыскать-таки рубли или доллары. В
последнее время, когда в моду вошло увешивать стены картинами, конверты с
деньгами начали приклеивать на оборотной стороне холстов клейкой лентой. Но
среди воров все чаще стали попадаться любители искусства… Опер рассказал и о
схронах, оборудованных в плафонах люстр. Возможно, у кого-то имелся и
положительный опыт на сей счет, однако опер обладал только негативной
информацией. Так, в одной квартире денежки загорелись, тут и красть ничего не
понадобилось, а в другой воришка, смекнувший, где может быть добыча, полез в
плафон – и получил такой удар током, что устроил во всем доме короткое
замыкание, а себе – быструю смерть. Еще и хозяина потом привлекли за
непредумышленное убийство!
Что касается ограбленного Лидиного соседа, то воры отыскали
и его тайник, даром что изобретательный любитель антиквариата хранил заначку в
подлокотнике развалистого кресла. Стоило отвернуть кругляшок, скреплявший
пышные складки обивки, – и пожалуйста, погружай руку в недра кресла и бери.
Хозяин поведал, что взяли тридцать тысяч долларов, но у Лиды осталось такое
чувство, что он нарочно занизил сумму…
Это достопримечательное событие своей жизни она и вспоминала
сейчас, лихорадочно шаря глазами по комнате Евгения. В устройстве тайников
всегда есть своя логика. Психологическая закономерность! Интеллигенты прячут
деньги в книги и картины, хозяйственные женщины – в белье или продукты, в
холодильники, наконец. Люди высокомерные, считающие себя лучше других, лезут на
потолок, к люстрам. Ограбленный сосед обожал смотреть телевизор и, наверное,
испытывал особое удовольствие, положив руку на многодолларовый подлокотник
кресла.
Какое место в квартире может быть настолько значительно и
любимо Евгением, чтобы он устроил там тайник? Почему-то у Лиды не нашлось иного
ответа на этот вопрос: кровать. Конечно, кровать! Она вспомнила пряжку ремня,
вдавившуюся в ее живот, кое-что ниже этой пряжки, потом грубые руки Рыжего… и
не только руки… и конвульсивно согнулась. Показалось, ее вырвет, вырвет прямо
сейчас от ненависти ко всем мужикам на свете, созданным нарочно для того, чтобы
причинять страдания женщинам. Какой идиот наделил их этим непомерным самомнением,
почему они считают себя вправе?!
Ладно. Столько раз возмущенно думано и передумано все это,
что не стоит тратить время сейчас на то же самое. Как всегда, надо надеяться
только на себя, никакой мужчина здесь не поможет, а жизнь зависит от ее наблюдательности
и быстроты мышления. Но ничего, ничего не приходит в голову! И тело подводит –
тошнота не унимается, рвотные спазмы стискивают горло.
– Чтой-то с Сонькой, а? – проворчал Серый. – Ее сейчас
наизнанку вывернет. Эй, ты что, беременная?
– От кого? – удивился Рыжий. – Я ж ее пальцем тронуть не
успел! – И заржал, чрезвычайно довольный своим остроумием.
От ненависти тошнота отступила, однако ослабевшие ноги не
держали, и Лида тяжело опустилась на пол, прильнула к нему щекой, уже не
обращая внимания на пыль и мусор. Интересно, как ее паршивую сестрицу не
раздражала такая грязь? Из-под покрывала свешиваются затасканные простыни
неопределенного цвета, а под кроватью валяется собачья подстилка. Хотя нет,
назвать это ложе подстилкой язык не повернется. Честное слово, сразу видно,
кого по-настоящему любит Евгений! Если с девками своими неделями валялся на
одних и тех же линялых простынях, то чехол на подстилке Анри Четвертого из
натурального бледно-желтого шелка в синеньких цветочках. Не слабо. И эти
цветочки… Вроде бы гербом Бурбонов была лилия? Это, правда, колокольчики, но
все равно – из семейства лилейных. И мягко же, наверное, спит Анрио, судя по
толщине матрасика. Интересно, он поролоновый или – Лида ничуть не удивилась бы!
– пуховый?
Она даже сделала рукой совершенно неуместное движение к
матрасу, как бы намереваясь потрогать его, – и замерла. Мысль вспыхнула в
голове – поразительная мысль!
«Да ведь тайник Евгения – вот он, – ошарашенно подумала
Лида. – Я его нашла!»
Не было никаких сомнений. Иногда ей приходили в голову такие
вот судьбоносные догадки, напоминающие озарения, и, по вещему холодку в кончиках
пальцев, она всегда знала, что найденный ответ – единственно верный из всех
возможных.
Первым побуждением было вскочить, радостно заорать, тыча
пальцем в драгоценную подстилку, но тут спазм в избитом животе снова скрутил
Лиду, снова пополз к горлу тошнотворный, омерзительный ком, и, корчась на
грязном полу, громко сглатывая противную слюну и тяжело жмурясь, она вдруг
подумала – такое впечатление, что мысль принадлежит не ей, что она случайно
подслушала эту фразу, произнесенную чужим, холодноватым, чуть презрительным
голосом:
«Идиотка! Не отдавай им деньги! Заморочь им голову, а деньги
возьми себе. То, другое дело, еще вилами на воде писано, а эти деньги – вот
они!»
От изумления Лида забыла о боли и лежала теперь тихо,
пытаясь освоиться с этой «подсказкой» судьбы. Забыла она также и о своих
мучителях – несколько преждевременно, как выяснилось, потому что в следующий
миг руки Рыжего с силой вцепились в ее плечи и чувствительно тряхнули:
– Время тянешь? Дурачишь нас? Думаешь, пожалеем тебя? Хрена
с два! Серый! Давай шнур!
Лида оглянулась. Мрачный, нахмуренный Серый приближался к
ней, держа что-то похожее на черную резиновую скакалку, через которую Лида
некогда до одури прыгала во дворе, соревнуясь с подружками: и с поворотиком, и
вприпрыжку, и в «забеги в воротца», и на одной ножке. Скакалка сохранилась до
сих пор: это лучший тренажер – вес сгонять, вот только соседям снизу он
почему-то нравился…
«Откуда у них моя скакалка? – подумала Лида тупо. – И зачем
она им?»
Ей незамедлительно дали понять – зачем. Серый проворно
сделал на шнуре петлю и накинул ее на шею Лиде прежде, чем та успела отпрянуть.
– Ну, посмотрим, крепкая ли у тебя шейка! – проворчал Серый
и медленно стянул петлю на Лидином горле.
Она захрипела, зашарила руками, пытаясь поймать шнур, однако
Рыжий крепко стиснул ей запястья.
Петля ослабела. Пережив мгновение сосущей пустоты в легких,
Лида со всхлипом хватала воздух, хрипела, вымаливая пощаду.
Рыжий раскраснелся и вспотел. Серый смотрел брезгливо:
– Где бабки? Ну? А то сейчас снова давить начнем!
