Ох как она губки поджала! Но успокоиться все не могла и
продолжала приставать к кассирше, почему, дескать, такие дорогие билеты для
иностранцев: двадцать пять рублей. Подумаешь, поборница прав человека! Двадцать
пять рублей – это даже меньше доллара, у них такая мелочь вообще за деньги не
считается!
– А вы знаете, сколько стоит билет, например, в Лувр? –
сказала возмущенная кассирша Люба, на что дама ехидно ответила:
– А у вас здесь что – Лувр? – и поплыла на второй этаж,
одергивая слишком короткое платье на бедрах, которым и правда не мешало
уменьшиться раза в два.
Буквально через десять минут дама спустилась, толкая перед
собой недовольного сына, и, мстительно поджав губы, бросила:
– Да тут вообще нечего смотреть! За что только деньги дерут!
– И исчезла.
Лариса Ивановна тогда очень огорчилась, и Люба тоже. Они
любили свой музей и совсем не считали, что здесь нечего смотреть.
Некоторые картины просто уникальны! Лариса Ивановна,
например, помнила, как один франтоватый француз уверял – через переводчицу,
конечно! – что Ван Дер Дейе, висящий у них в верхнем зале, где собрана
зарубежная живопись, сейчас пошел бы в Сотби за бешеные деньги. И это сокровище
принадлежало Северолуцкому художественному музею! С тех пор они всем
посетителям еще на входе рекомендовали непременно подняться на третий этаж,
полюбоваться на Ван Дер Дейде, а теперь, когда выставка музейных экспонатов
уехала в Японию, очень волновались: не дай бог найдется там какой-нибудь знаток
живописи, завсегдатай Сотби, как в фильме «Афера Томаса Крауна»…
Впрочем, с точки зрения Ларисы Ивановны, ничего особенного в
этом Ван Дер Дейе, как и в каком-нибудь Лукасе Кранахе Старшем, тоже уехавшем в
Японию, нет. Ей нравились русские художники XIX века, особенно исторические.
Васнецов, например, или Суриков. Но самой любимой ее картиной была «Последние
минуты Дмитрия Самозванца» Бенинга. До чего здорово все нарисовано, каждая
деталь костюма, ковер, даже щербинки в оконном проеме – глаз не оторвешь!
Исторически-достоверные детали. Лариса Ивановна пользовалась каждым моментом,
чтобы забежать в зал XIX века, ну и посетителям этак ненавязчиво подсказывала:
обратите, мол, внимание, вот истинный шедевр…
Конечно, она и теперь не удержалась, чтобы вскользь не
посоветовать этому намасленному парню:
– Когда будете в зале девятнадцатого века, взгляните на
Бенинга. Уникальный экспонат!
Молодой человек сказал:
– Спасибо, обязательно, – и пошел по направлению осмотра, в
зал древнерусской живописи, где висело несколько весьма ценных икон.
И тут снова открылась входная дверь. Лариса Ивановна
удивленно переглянулась с кассиршей Любой. Считай, до полудня просидели вообще
в пустоте, а тут народ появился. Вообще, чтобы в первой половине дня во
вторник, сразу после выходного, пришло сразу два посетителя, – это просто
нечто. Как любил говорить Костя Аверьянов, бывший охранник музея (царство ему
небесное, бедняжке!), «не иначе леший в лесу сдох».
При мысли о Косте у Ларисы Ивановны сразу портилось
настроение, и она не больно-то приветливо взглянула на новую посетительницу.
Хотя та оказалась весьма симпатичной: высокая девушка с удивительно красивыми
волосами – редкостного бледно-золотистого цвета. У Ларисы Ивановны тоже
когда-то волосы были красивыми, правда, погуще оттенком, и как бы порыжее. В
романах такие называют бронзовыми. Теперь от прежней бронзы ничего не осталось,
сплошная седина, но она всю жизнь гордилась тем, что никогда волос не красила.
Ведь стоит один раз покраситься – и все, прежнего цвета уже не вернешь! Вот эта
девушка – молодец, сразу видно, у нее свой цвет. Челочка такая пикантная, и
уложены волосы красиво, как бы волной на затылке… Приятная особа, только одета
мрачновато: серая юбка, блузон и сверху черный жакет – просторный, шелковый,
ниспадающий складками вдоль ее стройного тела почти до колен. И еще черный шелковый
платочек на шее. Лицо девушки почему-то показалось Ларисе Ивановне знакомым.
Ну, наверное, она здесь уже бывала, в музее-то, вон как уверенно поднялась по
лестнице и прошла в зал, однако сказать про Бенинга Лариса Ивановна ей все-таки
успела.
Любе, наверное, посетительница тоже показалась знакомой,
потому что кассирша пялилась на нее совершенно неприлично. И чуть только
девушка скрылась за поворотом коридора, Люба выскочила из-за барьерчика кассы и
взбежала к Ларисе Ивановне на полуэтаж.
– Узнали?! – шепотом выкрикнула она, прямо-таки дрожа от
возбуждения.
– Кого?
– Ну, эту красотку!
– Лицо показалось знакомым… – промямлила Лариса Ивановна.
– Да вы что! – возмутилась Люба. – Забыли?! Это ж Кости
Аверьянова женушка, в смысле, вдовушка! Сонька ее зовут! Помните, как на
поминках…
– Да не была я на Костиных поминках! – надулась Лариса
Ивановна, которая никак не могла простить судьбе прошлогоднюю пакость: уложить
ее с тяжелейшей ангиной в постель, да не в декабре – январе, к примеру, когда
сам бог велел всем болеть, а в разгар жаркого августа. У нее держалась такая
температура, что и думать не могла о том, чтобы съездить на кладбище, проводить
в последний путь Костю Аверьянова. К нему Лариса Ивановна всегда прекрасно
относилась. По слухам, Костина вдова не собирала никого ни на девятый, ни на
сороковой день, за что подверглась всеобщему осуждению. И вообще о ней ходят
такие разговоры…
Лариса Ивановна огорченно покачала головой. Глядя на эту
молодую женщину, и не скажешь, что она ведет себя аморально. В ней нет ничего
вульгарного, одета даже слишком скромно. Кстати, в эти дни Костина годовщина,
чуть ли не вчера, если Лариса Ивановна ничего не путает.
Интересно! То есть эта Соня практически в трауре пришла на
место работы мужа – как бы почтить его память? Трогательно, особенно если
вспомнить этот черненький платочек… Очень трогательно!
– Лариса Ивановна! – чуть не подпрыгивая на месте, взмолилась
Люба. – Пожалуйста, хорошенькая, посидите в кассе, а? Смерть как хочется еще на
Соньку поглядеть. Говорят, она знаете что с мужиками вытворяет?!
Лариса Ивановна поджала губы.
– Нет, Люба, извини, но к кассе я больше не подойду! –
сказала непреклонно. – А то у тебя опять или буклетов не хватит, или недостача
денег случится, как в прошлый раз. Надо самой аккуратнее быть, а не на других
сваливать!
