– Открою вам секрет, чтобы уж окончательно расставить все
точки над «и». Я лечу в Россию также и для того, чтобы почтить память женщины…
единственной, может быть, женщины, которую я в своей жизни любил.
И только тут Келли обратила внимание, что ее загадочный
спутник одет в строгий, даже мрачный черный костюм и вид у него в самом деле
совершенно такой, как если бы он собрался на похороны.
* * *
Лида довольно долго стояла перед этой дверью сейфового типа
с цифрой 19, не решаясь позвонить. Потом осмелилась – тренькнула и опять долго
ждала.
Позвонила снова. Очевидно, дома никого нет. В самом деле,
почему Соня должна в середине обычного буднего дня дома сидеть? Осечка вышла! А
драгоценное время уходит. На сегодня еще столько намечено…
Лида вдруг ощутила, что ее кто-то разглядывает. И, похоже,
довольно давно.
Она испуганно обернулась, но площадка и обе лестницы
оказались пусты. Три другие двери – обыкновенные, деревянные, крашенные в
отвратительный коричневый цвет – были глухие, без глазков, глазок имелся только
на сейфовой, и Лида наконец-то сообразила, что именно через этот глазок на нее
кто-то пристально, изучающе смотрит, а это значит, что в квартире номер 19 люди
все же есть. Сердито вспыхнув, она снова потянулась к звонку, и в этот момент
за дверью началось скрежетание и ворчанье открываемых замков, а потом дверь
распахнулась, и на пороге возникла высокая девушка в коротком и узком бирюзовом
халатике. Уставившись на Лиду смеющимися глазами, она нервно отвела со лба
челку (челку!) и произнесла:
– С ума сойти!
Потом она схватила Лиду за руку и сильно дернула, втаскивая
в квартиру. Тотчас вырвала у нее сумку, брякнула куда-то на пол, наскоро
чмокнула Лиду в щеку, обдав ароматом невероятно приятных, незнакомых духов, и
махнула вдоль длинного темного коридора, в который выходили две двери. Жестами
девушка с челкой показала Лиде, что в первую дверь она входить не должна, а
должна войти во вторую. При этом глаза ее все время смеялись, и Лиде тоже вдруг
сделалось очень смешно, и вообще было нечто необыкновенно естественное в том,
что она вот так стоит рядом с сестрой-близнецом, которую с рождения не видела,
а ощущение такое, будто и не расставались никогда, и вся жизнь их прошла рядом.
– Сонечка! – вдруг донесся из глубины квартиры встревоженный
женский голос. – К вам кто-то пришел? Вы где?
Соня сделала Лиде страшные глаза и снова махнула рукой вдоль
коридора.
Та кивнула и послушно пошла – почему-то на цыпочках:
наверное, потому, что от волнения забыла о домашней привычке разуваться у
порога и не хотела стучать каблуками.
– Все в порядке, Людмила Григорьевна, – отозвалась Соня,
тщательно запирая дверь, и Лида с новым волнением услышала ее – свой! – голос.
Очень приятный голос, надо сказать. Совсем не такой писклявый и неестественный,
каким он казался в записи. С другой стороны, кто может говорить нормально, если
знает, что его в это время записывают на магнитофон? Лида, например, не могла.
– Это соседка приходила денежку занять. Пенсию, сабо самой, задержали, а мне
разве жалко?
– Добрая вы душа, Сонечка, – уже успокоенно, размягченно
отозвалась Людмила Григорьевна – и почему-то испуганно ойкнула.
Лида знала, почему она ойкнула. И сама-то еле удержалась от
испуганного восклицания, по забывчивости сунувшись в ту самую дверь, куда ей не
позволяла войти Соня, и увидав в зеркале напротив жуткое, неподвижно-белое лицо
со вздыбленными волосами. Обладательницей этого лица и волос оказалась дебелая
дама неопределенных лет, облаченная в какую-то странную одежонку, едва
прикрывавшую пышную грудь и не доходившую до пухлых колен. Дама в вольготной
позе полулежала на высокой узкой кушетке вся освещенная чрезмерно ярким светом
ногастой лампы. Рядом громоздилась металлическая этажерочка, уставленная
баночками и бутылочками.
Лида только окинула комнату мгновенным взглядом – и
отпрянула, испуганно оглянувшись на сестру. Та грозила ей кулаком одной руки, а
другой зажимала рот – такое впечатление, чтобы не прыснуть со смеху.
Впрочем, голос ее был совершенно спокоен, когда она вошла в
комнату и произнесла:
– Что случилось, Людмила Григорьевна?
– О господи, Сонечка, – все так же испуганно отозвалась
дама. – У меня от жары, что ли, глюки начались, верите? Вдруг почудилось, что
вижу вас в дверях, но одеты вы иначе, в какую-то серую юбку и черный пиджак,
прямо как призрак… Вы мелькнули – и исчезли. И вдруг входите снова вы!
– Ей-богу, то была не я, – не погрешив против истины ни
словом, поклялась Соня. – Это небось у вас глючок небольшой. Душновато здесь,
вам не кажется? Может, проветрим маненько?
– Нет, но у нее совершенно ваше лицо! – упорствовала дама. –
И фигура ваша, и волосы. Появились вы, совершенная вы! Или ваш близнец.
– Людмила Григорьевна, да бог с вами, – уже с оттенком
нетерпения буркнула Соня. – Близнец отпадает в полуфинале. Вы же сто лет знали
матушку – я у нее единственная страдалица. Дальше: сами подумайте, разве я
могла бы переодеться за две секунды в пиджак с юбкой и обратно? И я вроде бы не
больная, чтобы таскаться в такую жару в пиджаке!
– Вроде бы нет, – как-то не очень уверенно согласилась
Людмила Григорьевна.
– Вот и ладненько, – закончила этот разговор Соня. –
Лягте-ка, я вам масочку сниму. Вы же хотели побыстрее уйти, да и меня сегодня
время поджимает.
В соседней комнате Лида мысленно хлопнула себя по лбу.
Ну конечно! Физиономия дамы потому имеет столь дикий вид,
что вымазана косметической маской! Пожалуй, парафиновой. И этот странно высокий
стол, и этажерка, и лампа с причудливо изогнутой ножкой – непременные
принадлежности косметического кабинета. Ее сестра – эти слова звучали
непривычно до дикости – Соня Богданова завела на дому косметический салон. И
этим, очевидно, зарабатывает себе на жизнь.
