– Ну и вот. Поскольку Лидка моя как бы работодательница, я
отказать не мог. К тому же приятель мой говорил, что, когда я на них смотрел и
он это знал, это на него действовало похлеще любого допинга. Ну, я тоже решил
испытать. Только, говорю Лидке, сиди тихо, боже тебя упаси хоть ногой
шевельнуть. Договорились. Она залезла в мою каморку, тут примчалась
запыхавшаяся Светка, вся такая готовая, а мне вдруг расхотелось – расхотелось
напрочь, вы представляете?! Ну просто опустились руки и все прочее. Но Светку
обижать жалко, и я говорю: Светун, ты как-то произведи на меня впечатление,
стриптиз мне покажи, что ли. Включил музыку, сижу на диване, Светка передо мной
извивается всяко-разно, а мне хоть бы что, ни жарко и ни холодно. Как будто невстаниху
на меня напустили! Что делать, думаю, как быть?! А Светка изощряется, прямо из
кожи вон! И вдруг, когда она вообще голову потеряла, так сама себя завела,
вдруг, вообразите…
У Лешего аж дыхание перехватило от возбуждения. Он не глядя
потянулся к кружке, опрокинул ее, так что чай пролился на стол и закапал на
пол, чертыхнулся, схватил вместо своей кружку Струмилина, лихорадочно отхлебнул
и продолжил:
– И вдруг, вообразите, из-за дивана выскакивает Лидка – вся
красная, волосы дыбом, кофточка нараспашку, и ну выплясывать рядом со Светкой
под музыку! Ни суя хебе, говорю я себе! Сейчас, думаю, Светка такое устроит…
Ничуть не бывало! Она даже глазом не моргнула, еще пуще завелась. И обе
красотки ну вокруг меня вертеться. Одна вовсе голяком, другая наполовину. Я,
ребята, если честно, струхнул… – Леший обвел сокрушенным взором ошеломленных
слушателей. – Думаю, тут с одной справиться не могу, а с двумя-то и подавно.
Опозорюсь на фиг по-черному, это же какой слух пойдет?! Вся моя сексуальная
репутация псу под хвост. К счастью, до дела так и не дошло. Лидка вдруг начала
хохотать, а Светка мне говорит: «Слушай, ты знаешь, мне уже ничего не хочется.
Я пришла к тебе в таком стрессе, а тут поплясала – и успокоилась. Я лучше домой
пойду, а потрахаемся когда-нибудь потом, ладно?» И увалилась восвояси. А Лидка
кричит в восторге: Леший, дескать, мало что я массу удовольствия без мужика
получила, мне еще такая идея гениальная в голову пришла, что я из Лады
Мансуровны теперь как минимум десять тысяч баксов выжму, а она не даст – другие
дадут! Лада Мансуровна, – пояснил Леший как бы в скобках, – это хозяйка…
– Да знаем мы, кто такая Лада Мансуровна! – пробормотала
Соня, ошалело уставившись на Струмилина.
Тот смотрел на нее с тем же выражением:
– Вот, значит, как Лида это придумала – стриптиз-разрядку!
Наверное, не слабое изобретение, если столько женщин этим увлекались. Одного не
пойму – почему дело наружу так долго не выходило. Ведь если туда и впрямь
пускали мужиков смотреть на этих женщин, – а именно то, что на них смотрят,
видимо, и заводило их до самой высокой степени! – кто-нибудь непременно должен
был начать болтать языком. И уже давно. Но по словам этой чертовой Лады
Мансуровны выходило, что утечку допустила сама Лида. Странно…
Он осекся. Мелькнуло что-то в голове, какая-то мысль,
оттенок догадки, – и растаяла, спугнутая взволнованным окриком Лешего:
– Погодите, погодите! Я правильно понял, это тот пресловутый
стриптиз в «Ла ви он роз», о чем сегодня все газеты…
– Правильно, правильно, – кивнул Струмилин. – Совершенно
верно!
– Ого! – Леший даже привскочил. – Так ведь это значит – что?
Это значит, что мне положен с Лидочки как бы небольшой процент? Ведь именно в
моей мастерской ее по башке идеей стукнуло.
– Вряд ли ты получишь что-то с моей сестрички, – перебила
его Соня. – Она сейчас… – Лицо ее чуть побледнело. – Одного не пойму: зачем, ну
зачем Лида ринулась в Северолуцк, зачем устроила всю эту интригу и фактически
сожгла за собой все мосты в Нижнем? На что она там надеялась, кто ее ждал, что…
Леший! – Она резко повернулась к художнику. – Что это ты говорил насчет
«Прощания славянки»?
– А, насчет копии, – кивнул он. – Я сказал, что…
– Стоп! – Соня вскочила. – Насчет какой копии?
– Бориска – это Лидин кавалер – дико запал на картины
Серебряковой. Ну просто фанат! А поскольку на «Прощании славянки» изображен
Лидочкин двойник, вернее, ваш с ней тройник, то Бориска заказал мне как бы портрет
дамы своего сердца. Я двадцать копий сделал, не меньше, пока не получилось один
в один. Причем Борька меня заставлял все копии уничтожать. Натурально над душой
стоял, чтоб я не просто поверх этих картин новую грунтовку накладывал, а
соскребал бы краску с холста, чтоб ни следа. Но как-то раз не уследил за мной!
– Леший самодовольно усмехнулся. – Вот и вышло, что одну, самую лучшую, копию
он получил – и забыл за нее заплатить, гад! – а вторую я втихаря себе оставил.
Ты ее видел, Андрей, она у меня над диваном висит.
– Себе забрал… – пробормотала Соня. – Себе. Себе… Неужели?..
Да нет, не может этого быть!
– Чего не может быть? – насторожился Леший. – Скажи, ради
Христа, в какое еще черное дело втравила меня твоя близняшка?
– Вы знаете, что такое «Прощание славянки», ребята? – Соня
переводила расширенные изумлением глаза со Струмилина на Лешего. – Ребята, вы
знаете, что такое «Прощание славянки»?! Это – жемчужина Северолуцкого
художественного музея. Его гордость! И это была любимая Костина картина. Мужа
моего покойного… Костя даже из календаря ее репродукцию вырезал и у нас дома
повесил. А потом бросил работу в турфирме и устроился охранником в
художественный музей. Это произошло чуть больше года назад, как раз накануне
его смерти. И… вы только посмотрите, что я нашла здесь сегодня!
Она вскочила, поскользнувшись на луже, накапавшей со стола,
но удержалась на ногах, ринулась в комнату и через миг вернулась, держа стопку
фотографий.
– Смотрите!
Леший быстро, невнимательно просмотрел фото и передал пачку
Струмилину.
– Ну и что тут особенного? «Прощание славянки» во всех
видах, более ничего. Наверное, Борискина работа.
– Борискина? О нет, это работа не Борискина! –
странно-звонким голосом сказала Соня. – Это не просто снимки картины – снято во
всех подробностях, как она висит в нашем музее. Неужели вы не видите?
Подробности рамы, все детали картины. Даже крепления сфотографированы, вот,
видите?! Повернуть картину, чтобы так подробно заснять ее, обычному посетителю
вряд ли удалось бы. Это мог сделать только свой человек. Смотрительница или…
– Или охранник, ты хочешь сказать? – глухо спросил
Струмилин, только сейчас вспомнив, что вчера была Костина годовщина, а сегодня…
сегодня его вдова и он, друг детства…
