как Соня запачкала новую пеленку и снова завопила. Часа два
Аня металась, без передышки распевая «Гренаду», потому что она действовала на
малышку совершенно завораживающе. Исполнив песню раз сорок, Аня наконец начала
сбиваться, и все чаще ее осиплый голос перекрывался Сонькиным ором. Появившийся
уже в восьмом часу Дима сначала восхитился силою дочкиных легких, однако весьма
скоро начал морщиться. Вдобавок Лидочка именно в это время сочла, что хватит
Соньке получать все без остатка родительское внимание, и тоже завопила басом…
Аня с ужасом вспомнила, что, возясь с Соней, начисто забыла не только об ужине
для взрослых – это еще полбеды, – но и об ужине для малышек. Она не сбегала в
молочную кухню, а припасы уже кончились, и чем накормить сестер на ночь,
совершенно не известно. – У нас хоть детская смесь какая-нибудь есть? – с
тоской спросил Дима.
Аня только что собралась с духом сообщить ему, что – нет, в
магазин выбраться было некогда, вообще ничего нет, кроме цельного молока, а его
давать младенцам еще рано, как в дверь позвонили.
Аня, обессиленная, рухнула на табуретку с Лидочкой, и Дима,
тряся неугомонную Соньку, пошел открывать сам.
Аня слышала, как щелкнул замок, потом раздалось короткое
потрясенное Димино восклицание, а потом воцарилась полная тишина. Какие-то
мгновения Аня наслаждалась этой божественной тишиной, пока до нее не дошло, что
Сонька каким-то образом оказалась утихомирена. Удивляло, правда, почему Дима не
возвращается в комнату. И кто вообще пришел?
Аня уже собралась встать и выглянуть в прихожую, как вдруг
из коридора спиной вперед вошел Дима, свесив пустые руки. В Аниной голове
промелькнула мысль о том, что Дима просто уронил Соньку, потому она и
замолчала, однако тут же Аня вскочила с кресла, забыв об усталости: перед ней
стояла Ирина с девочкой на руках.
Иркины плащ и платье были расстегнуты, Соня упоенно сосала
одну грудь, а другая, великолепная, пышная, перламутово-белая, колыхалась при
ходьбе, словно перезревший плод. Ужалив Аню коротким ненавидящим взглядом, Ирка
властно махнула рукой – Дима выхватил у жены недовольно кряхтящую Лидочку и
покорно, как зайчик, подал ее Ирине. Розовый ротик впился в набрякший сосок,
Лидочка издала глубокий сладострастный стон… и Аня почувствовала, как ее глаза
заволокло слезами.
Впрочем, это оказались отнюдь не слезы умиления, а слезы
глубокого физического облегчения. Аня поникла на табурете, и даже ужасная мысль
о том, что Ирка вот так, прижимая к груди девочек, может выйти в незапертую
дверь и кануть в горьковскую ночь, не могла заставить ее шевельнуть ни рукой,
ни ногой.
Строго говоря, надобности в этом не было никакой: Ирка не
собиралась бежать. Напротив, она удобно уселась у стола, подтянув под ноги
маленькую скамеечку, и со спокойным, чуточку отрешенным выражением лица
вслушивалась в захлебывающееся сосанье близняшек.
Постепенно смертельная, оцепеняющая усталость ослабила свою
хватку, и Аня смогла шевелить не только руками, но и мозгами. И сразу же
ужалила догадка: что-то случилось. Причем не в пользу Литвиновых – иначе Ирка
не возникла бы так внезапно на пороге их квартиры, не держалась бы так
независимо и вальяжно. Случилось что-то плохое!
Димино осунувшееся лицо выражало такую же тревогу. Он тоже
чуял неладное и, слава богу, поглядывал на Иркины обнаженные телеса без всякого
вожделения.
Наконец Лидочка наелась и выпустила сосок. Глазки ее
утомленно закатились, изо рта поползла белая жижица. Тут Аня нашла в себе силы
подняться и забрать девочку. Подержала ее торчком, похлопала по спинке, дав
срыгнуть, коснулась губами лобика и отнесла в соседнюю комнату, где оборудовали
детскую. И сразу почувствовала себя лучше, как только между любимым дитятею и
опасной (хоть и, безусловно, полезной) гостьей воздвиглась преграда в виде
стены.
Как всегда, любуясь Лидочкой, Аня несколько забылась, время
перестало для нее существовать, тем более что усталые глаза начала заволакивать
дремота, и вдруг какой-то звук заставил ее очнуться. Аня встрепенулась,
обнаружив, что прикорнула на стуле рядом с коляской (кроватку купить еще не
успели, контейнер из Хабаровска тоже пока не прибыл). Что же ее разбудило? Ага,
понятно, это крошка пукнула. Святое дело!
Какое-то мгновение Аня никак не могла сообразить, почему
Лидочка лежит в коляске одна. Сонька-то где? И вдруг воспоминание о сегодняшнем
вечере нахлынуло, подобно цунами. Ирка! Ирка сидит там, в соседней комнате, с
голой грудью напоказ, а рядом Дима…
Аня вылетела из детской, уже готовая увидеть нечто вроде той
достопамятной сцены на Уссурийском бульваре, и встретила ледяной, режущий
взгляд Ирины. Можно поклясться, что эта пройдоха отлично понимала все ее
опасения. И издевательская улыбочка коснулась ее пухлых губ – улыбочка,
значение которой Аня мгновенно прочла: «Да нужен мне твой Тушканчик!»
Да конечно, он ей и раньше не был нужен! Ирка просто
издевалась над ними обоими – над мужем и женой Литвиновыми, просто сосала из
них деньги и энергию. Даже если бы Дима и поддался на провокацию и бросил Аню,
Ирка в самом скором времени сама бросила бы его – предварительно вытянув все,
что можно, обобрав и измучив.
Означенный Тушканчик и не подозревал, что в давнем споре
между двумя женщинами наконец-то расставлены все точки над «и». Он сидел
сгорбившись на раскладушке и внимательно читал какие-то измятые бумаги. Они
исписаны чернилами, кое-где чернила чуть расплылись, и Ане вдруг подумалось,
что Ирка достала их из лифчика, прежде чем отдать Диме, и теперь они пахнут ее
теплом и потом, а расплылись от нескольких капель молока, переполнявшего грудь.
К этой груди по-прежнему припадала Соня. Она вроде бы и
наелась уже, и срыгнула, и даже как бы задремывала, однако стоило Ирке вынуть
темно-розовый сосок из детских губ, как Соня начинала разевать ротишко и снова
делала несколько глотков.
– Наголодалась, доченька? – глубоким, вибрирующим, словно
голубиное воркованье, голосом вымолвила Ирина, с любовью поглядывая на
сомкнутые Сонины веки: они в точности напоминали два розовых лепестка. – Ах ты,
моя родненькая…
И эти упоенные, почти торжествующие интонации ее голоса
вновь поразили Аню предощущением какой-то угрозы, исходившей от новой,
уверенной в себе Ирины. Только тут дошло: если Ирка появилась в их квартире
сегодня, значит, она летела тем же рейсом, что и Литвиновы. Другой самолет
только через три дня, на поезде до Горького пилить дней десять. Как же они ее
не заметили?! А может быть, Ирка не только вампирша, но и ведьма? И добралась с
берегов Амура до Волги в ступе и на помеле, как меж ними, ведьмами, и водится?
– Угомонись, Ирина, – с глухой угрозой произнесла Аня. –
Насчет доченек и родненьких – угомонись! Вроде бы все уже давно решено и
подписано.
