«…не знаю, как ушла от них живая, потому что Литвиновы мне
слова не дали сказать, а с порога на меня набросились, стали кричать, что
пришла у них деньги вымогать и они меня по судам затаскают. Сам Литвинов Д. И.
пригрозил, что если я кому-нибудь о признании Иры проболтаюсь, то мою дочку из
института отчислят завтра же, потому что ее на третий курс перевели условно, а
у нее с прошлого года два зачета по биологии не сданы, и если я пойду против
них, то Неля эти зачеты никогда не сдаст и ее выгонят.
Так Литвиновы меня запугали, и я ушла от них молча, никому
ничего не сказав. А потом, когда девочек из роддома забирали, в справке было
написано, что их якобы родила Анна Васильевна Литвинова, 1946 года рождения,
хотя родила их Богданова Ирина Сергеевна, 1955 года рождения. И хотя поделать я
ничего не могла, все-таки совесть у меня пробудилась и стала мучить, так что я
написала свое признание и прошу теперь милицию принять меры, чтобы наказать
торговцев детьми Литвиновых. Ковальчук М. Ф. 20 октября 1973 г.»
Ну это просто из рук вон!..
– Торговцев детьми, какая патетика! – фыркнула Аня, вертя
замусоленный листочек. – Но торговля – не только факт покупки, но и факт
продажи. То есть нужны как минимум две стороны. То есть торговлей занимались не
только мы с Дмитрием Ивановичем, а также и ты, невинная жертва злодеев
Литвиновых. Кстати, я, кажется, поняла, почему эта бесстыжая Ковальчук пишет
про тысячу рублей. За эту фальшивку ты ей хорошо заплатила, верно? И узнай
Ковальчук настоящую цифру, она бы непременно содрала с тебя побольше. Я не ошиблась?
Ирина поджала губы.
– Конечно, не ошиблась! – хохотнула Аня. – Интересно,
сколько ты ей дала? Сотню? Мало. Две, три? Неужели пятьсот рублей?! В таком
случае, Ирина, ты зря потратилась, потому что… Вот!
Аня ловко рванула листочек надвое, а потом, с особенным
наслаждением, раздергала его на мелкие клочки.
– Вот! Вот! Видишь? Вот они, твои пятьсот рублей!
Клочки она швырнула Ирке в лицо, но почему-то промахнулась,
и они желто-лиловыми хлопьями усеяли стол, даже на личико спящей Сонечки
попали. Ирина осторожно сняла клочок с дочкиной щеки и обратила на Аню
спокойный взгляд:
– Вы, конечно, понимаете, что Марина Федоровна написала свое
заявление в двух экземплярах.
– Какая еще Марина Федоровна? – не поняла Аня.
– Ну эта, – Ирка выпятила подбородок и указала на клочья
бумаги, – Ковальчук М.Ф., проживающая… и так далее. Я знала, что вы обязательно
порвете один экземпляр, Анна Васильевна!
В Иркиных голубых глазах мелькнуло торжество, и Аня вдруг
ощутила себя необычайно униженной оттого, что ее поведение, оказывается, можно
так легко просчитать. И кому? Этой барачной потаскушке с убогим умишком!
О нет… Не столь уж убогим. Ирку они с Димой недооценили, и
если Диме-идеалисту это можно простить, то Ане следовало быть умнее. Следовало
гораздо раньше понять то, что она поняла только теперь!
– Так вот оно что, – протянула Аня ошеломленно. – Вот оно что!
18 октября – в это время Дмитрий Иванович утрясал наши дела в Хабаровске, а мы
с тобой еще жили вместе в Комсомольске, ухаживая за девочками. Значит, ты
уходила вовсе не в магазин или прогуляться. Ты встречалась со своей сообщницей,
вы вместе сочиняли эту пакость, эту клевету, эту… – Она не нашла слова и только
зло мотнула головой. – Однако эта Ковальчук весьма доверчивая особа. Ты могла
ее обмануть так же, как обманула нас, как соврала насчет суммы. Тебе ведь ничто
не могло помешать взять у нее заявление – в двух экземплярах, ничего не
скажешь, ты весьма предусмотрительна! – потом украсть детей – и не вернуться.
И вдруг Аню осенило:
– Ирка! Так ведь когда ты сбежала вместе с близняшками, ты
вовсе не собиралась сбегать! Ты нарочно сказала соседке, что идешь на вокзал,
чтобы мы тебя поскорее нашли! Ты сделала это, чтобы выманить деньги и поскорее
расплатиться со своей сообщницей! Она тебе не отдавала «свидетельство», так
ведь? И ты устроила весь этот цирк…
Ого, каким синим пламенем вдруг полыхнули сапфировые (а
может, берилловые) Иркины глаза! Аня даже отпрянула.
– Ци-ырк?! – выкрикнула Ирина низким, злобным голосом. – Да
почем вам знать, где цирк, а где правда?! Вам-то почем знать?!
– Почем, говоришь? – усмехнулась Аня, чувствуя себя почти
счастливой, что пробила наконец брешь в каменной стене Иркиного самообладания.
– А по две тысячи рублей! Ты ведь всех меряешь по себе. Ты нам подлянку
подстроила, и от нас того же ждала. Вот и вынудила нас срочно с тобой
расплатиться. Потом сразу побежала к Ковальчук, отдала ей деньги, взяла
«свидетельство» и обратно к нам, а нас и след простыл. Тогда ты кинулась в
аэропорт… уж не знаю, как мы тебя не заметили, тварь такую!
– Да, не заметили! – выкрикнула Ирка. – Даже если б вы со
мной нос к носу столкнулись, вы б меня не заметили. Потому что не ожидали, что
я там окажусь. Потому что вы от меня вообще ничего путевого не ждали, думали, я
какое-то жвачное животное, корова, – она вам деток родит, а сама пойдет на луг
травку щипать. Ведь так? Так ведь?
– Конечно, – не дрогнув ответила Аня, до боли распрямив
плечи (чтоб не сутулиться перед этой дрянью!). – А разве это не правда? Ну чего
ты сейчас добиваешься, заявившись сюда и выбросив на ветер кучу денег? Пятьсот,
не меньше, захапала Ковальчук, да сто сорок стоит билет до Горького, да еще
обратно лететь…
– Обратно? – вскинула брови Ирина. – С чего вы взяли, что я
полечу обратно? Нет, я решила на Дальний Восток не возвращаться. У меня в
городе Северолуцке Московской области бабушка двоюродная живет, я к ней давно
хотела переехать, да она такая зловредная старуха, не хотела меня принимать,
говорила, ты мне на шею сядешь и ноги свесишь, а теперь, когда я приеду к ней с
деньгами, так она для меня все сделает и с ребенком станет нянчиться…
– С каким ребенком? – воскликнула изумленная Аня. – Ты что,
опять беременная? Когда успела? От кого?!
Ирина мгновение люто смотрела на нее в упор, и вдруг ее
гневно сдвинутые брови разошлись, а по ярким губам проползла ленивая усмешка:
– От кого, спрашиваете? А вы пораскиньте мозгами, Анна
Васильевна!
И ее прекрасные глаза, подернувшись нежной поволокой,
медленно обратились на Диму.
* * *
– Музей грабить?! Ну уж… – недоверчиво протянул Леший,
оборачиваясь на Струмилина как бы за поддержкой. А тот встревоженно смотрел на
Соню и думал, что непросто пришлось бы ему, встреться он с этой женщиной, когда
друг его Костя Аверьянов был еще жив.
