Он уже смирился с мечтой о двух дочерях и теперь радовался
тому, что останется хотя бы одна. Все равно какая.
Ему-то все равно! Для него они на одно лицо, на один голос.
А ведь это не так!
– Которую?.. – нарочито медленно протянула Ирина, как бы
теряясь в раздумьях.
Взор ее обратился на запертую дверь, за которой спала
Лидочка, – и снова болезненный комок закупорил горло Ани. Потом Ирка медленно
перевела глаза на личико спящей Сони – и Аня смогла сделать один крошечный
вдох. Тут Ирка взглянула на нее:
– Которую? Ну уж пускай сама Анна Васильевна выберет.
Дима, словно не веря, уставился на Ирину, потом на жену.
Худое, некрасивое лицо его напряглось:
– Анечка, решай скорей!
А она ни рукой, ни ногой не могла шевельнуть – такое
навалилось счастье, такое облегчение. И все еще не могла поверить в этот
подарок судьбы.
– О господи, Аня! Думай скорее! – Не выдержав, Дима шагнул к
Ирке, протянул руки. – Давай сюда Сонечку. Давай!
Что? Какую еще Сонечку? Да он что, совсем спятил, этот
дурацкий Тушканчик?!
– Подожди! – хрипло выкрикнула Аня. – Не трогай ее!
Дима застыл с протянутыми руками, беспомощно глядя то на
спящее Сонечкино личико, то на белоснежную грудь, мерно колыхавшуюся возле
младенческой щеки. Но Сейчас Ане совершенно безразлично, куда он смотрит, да
пусть хоть и не только смотрит! Она ринулась в комнату, словно хотела еще раз
убедиться, что Лидочка там.
Конечно, там, никуда не делась. Куда ей деваться? Ходить-то
еще не научилась. Но когда-нибудь научится – под Аниным присмотром. И слово
свое первое скажет Ане. И мамой станет называть ее – только ее! Не Ирку, нет!
Чмокнув воздух над чистым детским лобиком, Аня выскочила
обратно в комнату.
– Я решила! Оставлю Лидочку!
– А-аня-а… – Димин молящий голос она предпочла не услышать.
– Лидочку?
Ирка смотрела ничего не выражающим взглядом, и Аня вдруг
поняла, что та тоже устала, смертельно устала, еле держится. Сегодняшний
вечерок попил и из нее кровушки, немало попил! Так ей и надо. Сама все затеяла!
– Лидочку? Это которая в той комнате спит? А у меня которая
– это, значит, Сонечка? Соня Богданова…
– Как Богданова?! Ты же говорила, не будешь менять метрику?
– в отчаянии возопил Дима. Господи, как любят некоторые мужики цепляться за
обломки, осколки, обрывки – это просто поразительно!
– Как сказала, так и сделаю, – устало успокоила Ирка. – По
документам она останется Литвинова. Но называть ее буду Богдановой, конечно, а
то я сама запутаюсь. А когда подрастет, все ей объясню. Может, и вы
когда-нибудь объясните все Лидочке…
– Никогда! – пылко воскликнула Аня. – Только через мой труп!
Дима убито молчал.
– Воля ваша, – подавила зевок Ирина. – Ну, нам с Сонечкой
пора на вокзал. К московскому поезду. А то как бы не опоздать, жалко, если
билет пропадет. Да и бабушке я уже позвонила, чтоб завтра утром встречала нас с
дочкой. Так что до свиданья. Не поминайте лихом.
– Нет… – глупо, бессмысленно, невпопад отозвался Дима, а Аня
добавила шепотом:
– Прощай. Надеюсь, что никогда тебя не увижу!
– Это уж как бог даст, – рассудительно сказала Ирина,
придерживая девочку одной рукой, а другой заталкивая таки под пальто свои
несусветные груди. – Ах, боже мой! Деньги-то мы забыли! Восемьсот пятьдесят,
значит, и еще сто пятьдесят за первый месяц. Всего, значит, тысяча.
Аня, не говоря ни слова, опять метнулась в детскую, открыла
чемодан, на дне которого под бельем припрятан заветный сверточек. Какое
счастье, что у нее не нашлось времени отнести деньги в сберкассу! Вот был бы
кошмар, если бы пришлось ждать до завтра, чтобы снять деньги со счета! Еще
неизвестно, сколько бы раз переменила Ирка свое решение за это время. И еще
неизвестно, сколько запросила бы отступного…
– Вот, возьми. И уходи, уходи скорее!
– Ухожу, ухожу! – покладисто кивнула Ирина, пряча деньги за
лифчик – куда же еще! – Но что ж мне, люди добрые, так девочку и нести в одной
пеленке? Дайте хоть одеялко.
Господи, это никогда не кончится! Но делать нечего – Соньку
запеленали в ярко-розовое одеяло, даже с кружевным уголком, и еще пеленку Аня
дала на дорогу, два подгузника, распашонку, клееночку не пожалела. И все! И
довольно!
Ирка удовлетворенно кивнула:
– Хорошо. Ну, я пошла. Как обживусь у бабки, напишу вам
адрес, куда деньги слать, телефон напишу. Вдруг да захотите на Лидочкину сестричку
поглядеть!
«Никогда в жизни!» – чуть не крикнула Аня, но каким-то чудом
сдержала себя. Ее колотило так, что изо рта вылетела бы неразборчивая
белиберда, а не слова.
Ирка пошла к двери. Дима за ней. Дверь хлопнула. Дима
вернулся, сел на тот же стул, где сидела Ирина, поставил ноги на ту же
скамеечку, облокотился на руки…
Аня выскочила на балкон.
Вот из подъезда вышла Ирина. Перехватила поудобнее тяжелый
атласный сверток, медленно зашагала со двора.
«Скатертью дорожка! Вовек бы их обеих не видеть. Нет,
взглянуть еще раз, последний… самый последний!»
Аня свесилась с перил. Боже мой, что она натворила! Что
натворила?! Зачем отдала Сонечку?
Был такой миг… словно сердце разорвалось. Правда – разорвалось
на две части. Аня согнулась – и села на холодный бетонный пол балкона,
уткнувшись лицом в колени.
«Не плачь! Не плачь! Все правильно! Сонька нам не нужна, мне
и правда с двумя не справиться. Я с самого начала не хотела Соньку, – твердила
она мысленно, глуша слезы, изо всех сил пробуждая и лелея к себе ненависть к
безвинной крохе, которую оторвали от нее, унесли, навеки отняли. – Так лучше.
Так во сто раз лучше! Сонька – это истинная Иркина дочь. Она унаследует все ее
дурные качества. Уже унаследовала! А Лидочка – она другая. Она моя. Я глаз с
нее не спущу. И вытравлю в ней всякое сходство с Ириной. Каленым железом выжгу.
Я сделаю из нее свою дочь! Она теперь только моя! Только моя! Она будет похожа
на меня и больше ни на кого!»
Ее муж – все-таки биолог! – мог бы прочесть ей небольшую
лекцию о приоритетах врожденных и благоприобретенных свойств в человеческой
натуре, однако Тушканчик Дима был последним человеком, у кого Аня сейчас стала
бы спрашивать совета.
* * *
