На лечение, вернее, на нудные осмотры у разных медицинских светил меня периодически направляли сердобольные родители, которых не покидала надежда, что их искалеченное чадо все-таки изменится и станет как все остальные парни. Увы, все оставалось как и прежде, доктора наук ничего не могли поделать и лишь разводили руками, попутно объясняясь туманными медицинскими терминами. Даже несколько народных умельцев типа костоправов, травников и ведьм, как только ни изгалявшихся над моим телом, не поправили мое физическое уродство. То есть с этим пришлось смириться.
Как пришлось смириться с собственным раболепием в нашем маленьком коллективе. Хотя взрывы негодования, ненависти и протеста продолжали сотрясать мое маленькое тело, но выхода своим эмоциям я не давал. Разве что в редчайших исключениях. Потому что в ответ глумления возрастали в тройном количестве. Дешевле было презрительно улыбнуться и с деланым смирением исполнить любое требование все той же стервозы Машки, чем дать ей заметить собственные переживания. В противном случае она приходила в трепетную ярость и вкрадчиво начинала:
– Мой раб чем-то недоволен? – Затем переходила на истерический визг: – Так я сейчас выбью непозволительное недовольство у него из глупой башки!
Вот именно тогда я и научился делать хорошую мину, или, иначе сказать, счастливую рожицу, при плохой игре. Хотя, если честно признаться, лисичкам порой доставались еще более унизительные задания, чем мне. И я просто диву даюсь, как они не бунтовали против таких ролей. Как-нибудь позже припомню один из таких случаев.
Ну и оставалось у меня в жизни еще два наиважнейших дела: открытие тайны и учеба. Причем косвенно весьма между собой взаимосвязанные. Да и самое главное, что меня подвигло на учебу после пятнадцати лет, так это четкое осознание – ничего иного мне в жизни не светит. Если я хочу хоть какое-то мало-мальски престижное место занять в нашем обществе, придется вскарабкаться на это место только с помощью собственного ума, невероятного усердия и феноменальной настойчивости. Поэтому я постарался освоить курс скорочтения, печатал сам на клавиатуре со скоростью профессиональной стенографистки, тренировал память по специальным методикам и каждую свободную минутку посвящал усвоению новых знаний. Что такое телевизор, радио или дискотека – я не понимал в принципе. Когда мельком замечал моих сверстников, сидящих вечерами на лавочке и тупо вслушивающихся в звуки музыки из своих наушников, меня захлестывала волна жалости об их бесцельно потраченном времени. Их молодость, самая активная в плане умственного развития, утекала, словно вода в песок, – безвозвратно и бесцельно. И если бы они хоть спортом занимались, культуризмом или просто путешествиями, так нет! Часами сидели, словно петухи на насестах, как последние лохи подтрунивали друг над дружкой да покуривали, показывая, насколько они уже взрослые и самостоятельные.
В общем, учеба у меня пошла только на «отлично». От глупых олимпиад по математике, физике и химии, а также истории и географии я открещивался руками и ногами, не хотелось бесцельно тратить время на доказательства, что я лучше всех в выбранной дисциплине. А то бы меня, наверное, однозначно записали в вундеркинды. О том, что я с каждым месяцем становлюсь новоявленным Кулибиным, я тоже не распинался в большом мире. Об этом знали только подруги, родители да самые близкие родственники. Результатом моих возросших умений стал удвоившийся поток деталей с места работы моего папаши да мои возросшие опасения, что его когда-нибудь все-таки посадят за разбазаривание народного, а к тому времени, как я понял, уже ничейного имущества.
Но отец в ответ только посмеивался:
– Ты бы видел, что и сколько воруют другие! А я и в самом деле беру только то, что идет в отходы.
После чего я сильно зауважал папино место работы, потому что в моем представлении и из таких «отходов» можно было строить космические ракеты или радиоуправляемые истребители. Зато и я в своих изысканиях и создании экспериментальных моделей имел все, что только душа возжелает. А это в итоге давало весьма неплохие шансы приблизиться к раскрытию основной тайны нашей Лаповки.
Тем более что в этом направлении нам удалось сделать один огромный, можно сказать, основополагающий сдвиг, после которого приунывшие и немного разочарованные долгими, безрезультатными поисками подруги вновь воспарили духом и запылали неугасимым энтузиазмом.
Случилось это в августе месяце, когда нам шел шестнадцатый год и мы, как обычно, находились в родной деревне. Мигалками к тому времени я обставил лес довольно плотно, срабатывали они в сухую погоду преотлично, так что две пары из нашей компании по очереди только и делали, что мотались в подозрительные места и осматривали блуждающих там людей. Понятно, что все они после осмотра оказывались вне подозрений, а если и были единичные случаи повышенной заинтересованности, то и они растворялись после небольшой слежки.
Пары, естественно, составляла наша королева. Причем в большинстве случаев лисички, равные по силе и выносливости, бегали вместе, а я с большим опозданием и позором нагонял Машку уже тогда, когда она возвращалась мне навстречу. Понятно, что угроза наказания следовала сразу:
– Тебя только за смертью посылать! Сейчас ты у меня получишь, раб!
А само наказание торопилось пасть на мою голову сразу после возвращения «на базу». Причем скрытное место для наших игрищ теперь не слишком-то и выискивалось, наша стервочка зажимала меня в первом же удобном углу и начинала измываться, поочередно подзывая для усиления эмоций то Верку, то Катьку. Спасался я только иногда, пользуясь привилегиями штатного техника и убегая в лес для наладки какой-нибудь мигалки или заседая возле экранов для согласования всей нашей сети.
Именно находясь возле компов, я и засек полученный сигнал от одной из мигалок, и бросился к чердачному окну:
– Сработал датчик восьмого квадрата!
Тут же раздался голос Машки:
– Амазонки – вперед!
Хоть к тому времени все уже и разочаровались в бесплодных пробежках по лесу, но когда королева так обращалась к близняшкам, те готовы были бегать сутками без остановок. Вот и сейчас, не успел я спуститься вниз, как их кроссовки только и мелькнули на опушке леса.
– Чего спустился, Подошва? – окрысилась на меня наш лидер, пребывающая явно в плохом настроении. – Я тебя не звала.
Пришлось входить в роль:
– Соображения генерала Ивлаева для ее величества!
– Надо же! – картинно всплеснула руками «ее величество». – С каких это пор счетовод-рядовой стал генералом?
– Уже два года, как подписан приказ о моем назначении.
– Ха! И где этот приказ?
– Валяется где-то.
– Хочу видеть его немедленно!
– Машка, кончай дурачиться. – Порой мне этот цирк надоедал, тем более в тот момент, когда следовало говорить по делу. – Восьмой квадрат – совсем неправильный.
– Будешь наказан, раб!
– С удовольствием, но чуть позже.
