— Да менты так и шастают. Второй раз уже приходили.
— Что хотели?
— Все вынюхивали — мол, где был в тот день. Что делал? Чем докажешь, что дома пьяный лежал? Легавые, суки, так бы и резал их, пока ни одного не осталось бы!
— Их тоже бог зачем-то создал, Куркуль. Мы бежим, они догоняют — так положено, — хмыкнул Грек.
— На мученье наше их бог создал.
— Тоже убедительно.
— Вчера опять участковый приходил. Вежливый такой, без матюгов. И спрашивал, кто у меня бывает. Мол, видели, кто-то захаживает.
— И что ты сказал?
— Что Колька Родионов с работы.
— Он подтвердит?
— Бывает у меня иногда. Тем более обычно так бельма заливает, что к утру уже и не помнит, у кого и с кем пил.
— Тревожно все это, — угрюмо произнес Грек. — Обкладывают.
— Да не волнуйся, Грек. Кореша говорят, менты ко всем так ходят… А на нас в последнюю очередь подумают.
— Почему? — насторожился Грек. Что-то в хвастливых интонациях собеседника ему не понравилось.
— Да они будут трясти Шарташский рынок и бывших подельников еврея по расхищению народного добра, — Куркуль откинулся на скамеечке, прищурившись бьющему ласково через листья летнему солнцу. — Кореша говорили, что менты с рынка не вылезают, всех выворачивают наизнанку.
— Ну и что? — не понял Грек. — Ну, будут их проверять. Это не значит, что в другую сторону рыть не будут.
— Ну, у них людишек тоже не дивизия. А тут я ментам еще мульку подкинул. Ее проверять и проверять.
— Какую мульку? — с нехорошим предчувствием спросил Грек.
— Ну, когда уходили с пожара, я на ворота бумагу прилепил.
— Какую бумагу?!
— С надписью.
— С какой надписью?
— «Так будет со всеми жидами и теми, кто против нас». Мол, жидоненавистники его порешили. Или братва эта торгашеская на сходняке приговорила и кончила… А чего такого. Барыги ныне силу набирают? Скоро воров теснить начнут…
Грек аж закипел внутри. Встал. Нагнулся над озадаченным Куркулем. И влепил ему увесистую оплеуху, так что тот чуть под лавку не улетел.
— Ты чего граблями машешь-то? — Куркуль вскочил — по комплекции и силе он далеко обгонял Грека.
— А ну утухни, сявка, — прохрипел Грек, и рука дернулась за пазуху. — Попишу, как Пушкин Муму.
Как финкой Грек работает — это Куркуль видел, когда резали участкового. И поэтому послушно уселся на место, тяжело дыша от сдерживаемой ярости.
— Ну ты чего, в натуре? — старший Калюжный сжал и разжал кулаки. — Я же не дурной, знаю о науках. Я левой рукой писал. Печатными буквами. Никакой ученый не скажет, что это я.
— Да?
— И вон, на заводе говорят — «Голос Америки» долдонит, что в Свердловске теперь евреев толпами кладут. Так что нас искать не будут.
— Твоими бы устами, шнырь, да мед пить, — Грек опять уселся на скамейку.
— Да все гладко будет. Мне фартит.
— Только из-за твоей клубной самодеятельности на нас не только мусора, но и чекисты гон объявили… Ладно, тему проехали. Что с инкассаторами?
— Братишка пока присматривается. Через недельку можно будет брать… И обрез, что достали, пригодится. Так что по чести инкассаторов встретим.
— Пока лезть к черту в пасть не будем. Надо получше присмотреться и бить наверняка, — сказал Грек. — Подождем, пока менты чуть подустанут.
— Заметано…
Куркуль немножко помолчал, потом выдал:
— Грек, тут я подумал.
— Да? — делано удивился Грек, будто его шокировала сама мысль о том, что его собеседник способен на мыслительную деятельность.
— Что-то мне наш Заводчанин не нравится.
— А до этого нравился?
— Да слабоватый он какой-то. Гнилой интеллигент.
— Так уж и гнилой?
Грек вспомнил, что Заводчанин во время дельца вел себя спокойнее всех. Когда братья метались, пучили глаза, именно Заводчанин того боксера, который с женой заявился не вовремя, по голове топором приголубил. А то еще неизвестно, как могло сложиться — Куркуля гость вырубил с одного удара и останавливаться на этом не собирался.
— Интеллигент — это же враг скрытый всегда, — развивал Куркуль идею. — Завтра совесть его возьмет, он и покается.
— Что предлагаешь?
— Надо его того… Ну к тем шестерым…
— Чтобы его убийство раскручивать начали, знакомых его проверять? Тут на тебя с братом и выйдут. Кто-нибудь в мусарне придумает, как концы связать.
— М-да, — озадаченно произнес Куркуль.
— И нам еще инкассаторов брать. И тут с Заводчанина пользы поболе, чем с тебя, будет.
— Так уж и поболе… И это если он пойдет.
— Пойдет. Денежки для него — это все. Он ночами не спит, наверняка ворочается, стонет о той капусте, что недополучил. Пойдет он с нами. А после дельца посмотрим, что с ним делать.
— Ну, тогда хорошо. Тогда я согласен.
— Вот что. Куркуль. Мы теперь в одной лодке. Нам в случае чего всем лоб зеленкой намажут. И ты отныне делаешь только то, что я тебе велю. Как у военных. Неповиновение — расстрел на месте. Ты хорошо это уяснил?
— Да ладно тебе. Я же как лучше. Ну не будем Заводчанина убивать. Пусть коптит небо, сволочь…
Глава 19
«Храните деньги в сберегательной кассе», — призывал на стене пятиэтажного дома огромный плакат, с которого счастливо улыбался и демонстрировал народу сберегательную книжку мужчина в шляпе в окружении дома с лужайкой, богато обставленной квартиры и мотоцикла.
Поливанов захлопнул дверцу «Победы». За ним вышли из машины Маслов и Абдулов. До цели оставалось пройти один квартал.
— Вот что, толпиться там не будем — сказал Поливанов. — Мало ли, может, жулик решил присмотреть за сберкассой — не нагрянут ли менты. Ты, Сережа, местный, заходишь первым. Идешь к заведующей. Она вызывает к себе нужную нам сотрудницу. А потом я появляюсь.
— На белом коне, — хихикнул Маслов.
— Да, — кивнул Поливанов. — А кто-то в обозе хвосты крутить будет.
— Босс, я же не со зла. Просто не смог удержаться, — Маслов снова хмыкнул и наигранно посуровел.
— Детский сад это, товарищи офицеры, — строго произнес Поливанов. — Ты, Владимир Валерьевич, ждешь здесь ценных указаний.
— Ясно, босс. Сторожить шофера с машиной.
— Считай, это почетный караул.
Минут через пять Поливанов зашел в тесную комнату заведующей сберкассой, где с трудом умещались стол, счеты, пыльные тома документов, да еще люди.
