— Ну ты жучара, Володя, — покачал головой Ганичев.
— Еще какой, — подтвердил вывод Поливанов.
Он много чего еще знал про курортную службу Маслова. Как тот через две недели, еще даже оружия не имея, задержал ворюг, чистивших ночью магазин, при этом получив ножом в живот — к счастью, ранение было не проникающим. Нарвались ворюги на рабочую силушку, рука у Вовы тяжелая. И после ранения он не отступил, а наоборот, уверился, что теперь не уйдет из милиции никогда, пусть хоть сколько платят. И жене сказал:
— Настюшенька, ну кто бежит с войны? Только дезертиры.
— Тебя чуть не убили!
— Меня пойди еще убей. А вот других убьют. Понимаешь, это мой рубеж. А меня в погранвойсках учили, что рубеж оставлять нельзя. Если враг пройдет через тебя, дальше он пойдет жечь твой город.
— Да какая война?
— А вот такая, — он коснулся бинтов на животе. — Я не хочу, чтобы они других людей резали.
Маслов очень быстро на своем участке патрулирования перезнакомился с местными жителями, узнал, кто чем дышит. Поэтому, когда школу обокрали, он проведал первым, чьих рук дело, и сам пацанов задержал. Были и тяжкие телесные с ножевыми ранениями — через полчаса хулигана извлекал из теплой постельки, где тот забылся пьяным сном. После этого случая Маслова заметили старшие товарищи. И через полгода он уже стажировался в уголовном розыске в отделения милиции на Ходынке.
Потом поучаствовал активно в раскрытии серии разбоев на квартиры. Его заметил руководивший работой Поливанов и перетащил в МУР — сначала в отдел по карманникам, а потом и по раскрытию особо тяжких преступлений. В прошлом году Маслов отличился по делу «Мосгаза». Не без его участия был задержан театральный артист Ионесян, который, представляясь сотрудником газового надзора, проникал в квартиры в Москве и Иванове и с целью ограбления убил трех подростков, двух пожилых женщин, совершил изнасилование и покушение на убийство 15-летней школьницы.
— То, что я перебарываю лень, — это подвиг, за который мне положены почет и уважение, — продолжал лицедействовать Маслов, отфутболив в сторону урны бутылку из-под пива, которую кто-то злодейски бросил на тротуар.
— Лучше бы твои подвиги раскрытий касались, — Ганичев нахмурился. — Как же мы в такой тупик забрели?
— И не говорите, — вздохнул Маслов. — Я даже во сне об этом думаю. И это дело нешуточное. В «Науке и жизни» прочитал, что во сне у человека самый эффективный мыслительный процесс наблюдается.
Они добрались до гостиницы «Большой Урал». План по приобретению горячительных напитков одобрен не был. Поэтому все опять свелось к обсуждению на трезвую голову рабочих моментов. Есть такая русская традиция — на отдыхе и во время попоек обсуждать работу. Тем более когда она ни на миг не отпускает.
— Что-то мы упустили, — сказал Поливанов, улегшись на кровать и изучая потолок. — Что-то мимо нас прошло. Не могли выродки не оставить следов. Не нечистая же они сила, чтобы незаметно через город пройти и дела черные сделать.
— Столько всего перекопали, — посерьезнел Маслов. — И ничего.
— Чувствую, за лесом мы дерево не разглядели.
— В стогу иголку сена, — поддакнул Ганичев, открывая окно, чтобы проветрить комнату.
— Стог и иголка — да это на день работы, — хмыкнул Маслов. — Жемчужина в элеваторе — это точнее.
— Заново надо все перекапывать, — вынес вердикт Поливанов. — Но выборочно, чтобы не утонуть… Вот что, Володя. Тебе, как особо ленивому, поручаю подвиг. Обходишь снова все окрестности вокруг места происшествия. Беседуешь с оперативниками, участковыми, патрульными. Пусть вспоминают даже мельчайшие происшествия, события того дня.
— Есть, босс! — воскликнул Маслов. — Я принес вассальную клятву верности и теперь весь ваш.
— Перегрелся? — полюбопытствовал Поливанов. — Айвенго слишком много читал?
— «Белый отряд» Артура Конан Дойла. Там этот вопрос очень подробненько освещен.
— Митрофаныч, — продолжил Поливанов. — Берешь Абдулова в помощь. И занимаетесь тем же самым, но по убийству участкового.
— Сделаем, — кивнул Ганичев.
— В общем, работайте. А я, как бумажная крыса, в документы зароюсь — может, там чего найду.
— Вот это дело, — Маслов сладко потянулся и зевнул. — Я тоже, когда начальником стану, буду документы изучать. И чтобы не бездельничать и работу показывать, поручу всем, чтобы этих документов мне слали целую гору. И буду тех, кто не пришлет вовремя, страшно карать!
— У тебя же работать никто не будет, — возразил Поливанов.
— А к тому времени и преступности не будет. Одни документы.
— Ладно, хохмач. Завтра за ударную работу.
— Нам водки не надо, работу давай, — с этими словами Маслов лениво продрейфовал в сторону ванны, почистил зубы и завалился на опасливо скрипнувшую под его богатырским весом кровать. Взял прихваченную из Москвы книгу «Стажеры» обожаемых им фантастов братьев Стругацких. Но уже через пять минут задремал, и книжка со стуком упала на пол.
Его безмятежному сну мог бы черной завистью позавидовать невинный младенец.
Глава 30
Сегодня Греку как никогда хотелось напиться. Не шампанского, а настоящего спирта. Который, кстати, у Любаши был в наличии.
Он плеснул спирта в стакан. Сделал пару медленных вдохов-выдохов. Задержал дыхание на половине вдоха. И опрокинул стакан. Запил томатным соком. Замычал, как от зубной боли. Прикрыл глаза. И произнес скрипуче:
— Не берет, зараза.
— Хороший спирт, я пробовала, — суетливо выпалила Люба.
— Не берет…
— А что так? Думой какой тяготеешь?
— С годами воспоминания приходят, когда не просишь, — устало произнес он. — Вот так и стоит перед глазами тот барак в зоне в Норильлаге. Я тогда в первый раз срок мотал. Молодой был. Все интересно. Как щенок везде нос совал. Правильным босяком мечтал быть. Во сне сладкие сны снились, как сам смотрящий за зоной Лёва Примус меня коронует… Ну и ввязался в игру с ближними Примуса. И как всегда — сначала мне перло так, что аж дух захватывало. А потом сразу переть перестало. Шестерки вместо тузов посыпались. И из игры не выйдешь — не выпустят. Я уже потом понял, что развели они меня. И карты меченые были, и передергивать они мастера.
— Это уж да, — задумалась Люба, вспоминая, как в былые времена с каталами — карточными шулерами корешилась. Ребята были веселые и виртуозы своего дела, в цирке могли бы выступать с карточными фокусами.
— Глупый я тогда был. А глупость наказуема. Подляну мне кинули, как фраеру последнему.
— На то и шулера, — кивнула Люба, знавшая, что изначально подляной называли ситуацию, когда опытные блатные при помощи шулеров вешали на новичка карточный долг.
— Вот уже нечего мне ставить — все продул. А отступить упрямство не позволяло. Им это и надо было, — Грек тяжело замолчал.
