Подождав, пока он войдет в дом, она проехала вниз по склону до поворота на Гамильтон-террас. Там она припарковала машину, прошла через застекленный переход и распахнула блестящую лаком черную дверь. Как всегда, войдя в дом, Дафни встала в широком холле и, мысленно обращаясь к третьему мужу, который, почив, оставил ей все свое имущество, громко сказала:
— Спасибо тебе за все, Мартин.
А наверху, на Ингем-роуд, Майкл также отдал своего рода дань уважения мертвой супруге. Пришлось преодолеть два весьма крутых лестничных пролета, но это упражнение редко напрягало его физически. Он привык к этому и был уверен, что пробежки по лестнице благотворно влияют на его сердце. Он делал это каждый день не для того чтобы ночевать в этой спальне, которая занимала весь второй этаж — с тех пор прошли годы, — а просто чтобы посидеть там некоторое время в одном из небольших розовых кресел и убедиться, что комната осталась такой же, как и тогда, при жизни Вивьен. Пока он был в Лоутоне, приходила миссис Бейли, которая убирала в доме. После ее уборки редко сохранялся прежний порядок. Картины, например, иногда висели не совсем ровно, бутылки из граненого стекла с серебряными пробками оказывались сдвинутыми и стояли порой слишком близко друг к другу, а розовая подушечка с брошками и булавками после протирания туалетного столика от пыли оказывалась на самом его краю, грозя вот-вот упасть на ковер.
Иногда он задавался вопросом, что сама миссис Бейли думает об этом его желании сохранить спальню Вивьен именно в том виде, в котором она была при ее жизни. Хотя на самом деле ему было все равно. Уже несколько лет он считал себя слишком старым человеком, чтобы беспокоиться о том, какое впечатление производят на других людей он и его привычки. Какое это имело значение? В своем возрасте он мог поступать так, как ему вздумается. Его дети, по-видимому, считали, что он впал в старческий маразм, но они почти не бывали здесь, а когда заезжали, то никогда не поднимались на второй этаж. О своем отце он не вспоминал.
Глава четвертая
Колина Квелла мало интересовали сами люди: что они могли подумать, как могли бы поступить в будущем. Если бы у него сформировалось какое-нибудь мнение о тех, кто собрался в тот вечер в гостиной у Джорджа и Морин Бэчелор, то в нем прежде всего присутствовало бы удивление по поводу того, что они прожили так долго и, очевидно (за исключением Джорджа), без каких-либо серьезных недугов и болезней.
Квелл возобновил свое расследование, сосредоточившись сугубо на фактах, и через неделю после своего визита в Лоутон уже получил различные сведения по поводу возраста и происхождения злополучных кистей рук.
То, что одна рука принадлежала женщине, а другая — мужчине, он и так уже знал. Женщине, судя по всему, было под тридцать, а мужчине — на несколько лет меньше. Умерли они не там, где были найдены кисти, а несколько дальше, возможно, шагах в ста. Это было установлено после анализа почвы, в которой обнаружили жестяную коробку: это была глина, а не обычная земля с песком и перегноем. Подтвердилось предположение Квелла о том, что изначально кисти рук были спрятаны в тех самых «водоводах», о которых вспоминали старики. Это, конечно, ничего не доказывало, просто делало его догадку более правдоподобной.
Когда он прочитал отчет еще раз — и на дисплее, и в распечатке, — то в голову полезли те же мысли, что и в самом начале, когда ему поручили чертово расследование: кому теперь, черт возьми, это нужно?! Люди убиты почти семьдесят лет назад. Кто-то, кто тоже давно умер, убил их, а потом по каким-то невообразимым причинам отрезал кисти рук и положил их в коробку из-под печенья. Квелл был потрясен не самим фактом изуверства, ведь за время службы в уголовной полиции он успел повидать и не такое, а прежде всего тратой денег налогоплательщиков на никчемное расследование. Если ничего не удастся обнаружить, то что ж, как говорится, тем лучше. А если после многих месяцев кропотливого расследования он все-таки выяснит, кто убийца? Квелл тут же вспомнил одну фразу из латыни: Cui bono?
[10]
Пришло приглашение на бракосочетание Фреи, и Алану казалось, что у Розмари больше нет других тем для разговора. Как и большинство мужчин, он был довольно равнодушен к свадьбам, пусть даже речь шла и о собственной внучке. На симпатичной открытке не было ни единого упоминания о церкви или о ратуше, был лишь указан адрес гостиницы у реки в Кью, где, как предполагали Норрисы, и состоится «свадебный завтрак».
— Наверное, и сама церемония пройдет там же, — проговорил Алан.
— А я искренне надеюсь, что нет. — Розмари снова тщательно исследовала открытку. — Если они решили устроить что-то необычное в холле гостиницы, то лично я, наверное, так и не почувствую, что они вообще женаты.
— Это их выбор. И мы им здесь не советчики. Я слышал об этом местечке у реки. Там довольно мило.
Розмари сказала, что лучше продолжит шитье — на этот раз речь шла о платье для себя, — и направилась к себе в комнату. Но Алан остановил ее, заявив, что в такой погожий день им лучше пойти прогуляться. Он собирался выйти, но не хотел оказаться в одиночестве.
— На этот раз можно купить готовое платье, — сказал он. — Мы вполне можем себе это позволить. Или пригласить на дом портного, как думаешь?
Она не ответила, но на прогулку согласилась, и хотя ни один из них не чувствовал себя заправским марафонцем, как полтора-два десятка лет назад, прогулка вниз по склону и вдоль Брук-роуд до Хай-роуд и поля для крикета, вверх по Трэпс-хилл и обратно была им вполне по силам. Алан твердил себе, что не хочет идти один, но на самом деле все обстояло как раз наоборот. Побродить в свете весеннего солнца по знакомым улицам, мимо знакомых зданий и садов и подумать — вот чего ему на самом деле хотелось. Когда они вышли, Розмари в основном молчала. Возможно, она тоже о чем-то задумалась, но в ее случае скорее всего о печальном устройстве нынешнего общества, с одобрения которого молодые пары сочетаются браком в каких-то гостиницах, а не, скажем, в церкви Пресвятой Девы Марии.
Он сунул руку в карман пиджака и нащупал визитную карточку, которая пролежала там послед-ние десять дней или около того. Ее наличие слегка встревожило его: наверное, все же не следовало ее поднимать или по крайней мере он должен был порвать ее по возвращении домой. Вместо этого он прочитал ее несколько раз: Дафни Фернесс, Гамиль-тон-террас, 67А, Лондон NW8. Далее следовал адрес электронной почты, номера мобильного и городского телефонов. Он много думал о ней, когда она сидела в гостиной у Джорджа Бэчелора. Она выглядела моложе любой из присутствующих там женщин. Какие у нее замечательные ноги, а эти туфли… Не ходи туда, повторял он про себя наставление Фреи или, может быть, Фенеллы. Ни в коем случае.
Розмари прикоснулась к его руке, затем сжала пальцами его ладонь.
— Ты дрожишь, дорогой, — сказала она. — С тобой все в порядке?
— Все отлично.
— Посмотри, куда мы пришли. Ты, наверное, не узнал, не так ли? Задумался о чем-то.
