Одновременно со всеми этими событиями группа армий Фреттера-Пико постоянно запрашивала новые и новые воинские части для обороны Будапешта. Но выделенное подкрепление к 15 декабря 1944 года составил лишь 751-й саперный батальон. 239-я бригада самоходных артиллерийских установок 20 ноября была направлена под Вац, 26 ноября на Чепель, а затем должна была занять совместно с 357-й народно-гренадерской дивизией линию обороны к северо-востоку от Будапешта. Но уже в середине декабря 1944 года эта самоходная артиллерия была переброшена на южное направление, где должна была отражать наступление Толбухина. 751-й же саперный батальон совместно с венгерскими десантниками должен был отражать советские атаки под Иполем (Айпелем). На месте боев они оказались 18 декабря. В итоге ни одно из посланных резервных подкреплений так и не осталось в венгерской столице.
Выпускной банкет офицеров-выпускников военной академии. В первом ряду (полуповернут) в форме подполковника Иван Хинди
В силу катастрофического положения, сложившегося к югу и югу-западу от Будапешта, 12 декабря из города были выведены части 3-го танкового корпуса. Командование ими было поручено генералу 9-го горнострелкового корпуса СС, который до этого отвечал за наведение порядка в венгерской столице. И хотя стремительно наступавшие советские части 15 ноября были отвлечены от самого Будапешта, некоторые окраины города были атакованы советскими и русскими частями, которые поддерживались танками. На тот момент в распоряжении немецко-венгерской группировки было семь дивизий, что приблизительно соответствовало 60 тысячам человек. В данном контингенте немцы составляли меньшинство, но именно им приходилось участвовать в самых тяжелых боях, то есть, иначе говоря, нести на своих плечах основную тяжесть сражений. Вообще в данной ситуации немцы выполняли функцию «пожарной команды», которая тушила пожар, ликвидация которого не была под силу слабой и деморализованной венгерской армии. Всего же Красной Армии и румынским частям на данном участке фронта противостояло 12 немецко-венгерских дивизий, насчитывавших приблизительно 110 тысяч человек.
В ноябре наиболее кровопролитные бои завязались в окрестностях городков Фечеш и Маглод, которые были населенными пунктами, контролировавшими пути, проходившие через лесистую местность около Ишасега. 9 декабря эпицентр боев переместился на северо-восточные окраины Будапешта. Одновременно с прорывом под Хатваном некоторые советские части начали проникать на будапештские окраины. В отличие от прошлых вылазок на этот раз советские проникновения были более глубокими и не столь безуспешными — некоторым отрядам красноармейцев удавалось закрепиться на окраинах.
Венгерский лейтенант ДьёрдьТурочьц вспоминал позже б одном из таких советских наступлений: «Было уже темно, когда мы заняли оборону. Даже чиркнув спичкой, нельзя ничего было разобрать в этой кромешной темноте. К тому же спички быстро гасли. Мы на ощупь передвигались по траншеям, которые связывали между собой отдельные укрепленные пункты. Неожиданно мы почувствовали, что стали идти по чему-то мягкому, напоминающему вязкую массу. Когда наступило утро и солнце стало подниматься над горизонтом, то мы увидели этот ужасный ковер: почти на протяжении всей траншеи ее дно устилали останки немецких солдат. Предваряющий наступление артиллерийский огонь был открыт по нашим позициям в 8 часов 45 минут. Он длился почти целый час. Он был настолько сильным и плотным, что мы не могли ни двинуться с места, ни приподнять головы. Затем начался стремительный натиск танков, которые поддерживались кричащей «ура» пехотой. В ответ не раздалось ни одного заградительного артиллерийского залпа. Мы могли лишь отбиваться из простого стрелкового оружия. На нашем правом фланге располагалась артиллерийская батарея. Чуть правее ее заняла позиции набранная из пожилых ландштурмистов
[3]
группа. Во время советской атаки они запаниковали. Со всех сторон над позициями этой группы вверх стали подниматься подштанники — у ландштурмистов не было белых полотнищ, чтобы выбросить флаг капитуляции. У них затихли все винтовки. Наступавшие русские заметили сигналы пожилых солдат. Они тут же устремились через их позиции. Пробив таким образом брешь в нашей обороне, они пустили в наш тыл танки. За ними следовала пехота. Возникла угроза окружения. Две артиллерийские батареи, завидев подобное развитие событий, стали отступать со своих позиций…
Была уже поздняя ночь, когда мы, физически и психически истощенные, прибыли в Пецель. Солдаты отправились на постой, чтобы выспаться, — сон им был просто необходим. Тем временем мы, офицеры, направились в замок, куда нас причащал генерал-полковник Билльницер, командир дивизиона самоходных артиллерийских установок, удерживающих окрестности Будапешта. Дьёрдь Козма, командир одной из групп доставил сообщение о прекращении боев под Тюцбереком. Наша часть была измотана и сильно потрепана. Она нуждалась в отдыхе. На это Билльницер ответил: «Мы не должны позволить русским разгуливать по Будапешту».
Крепко спавшие солдаты должны были срочно просыпаться. Посреди ночи во влажном, холодном мраке мы должны были возводить укрепления, чтобы отражать атаки русских».
Защитники Пештского плацдарма уже к концу ноября лишились всех резервов. Все предпринятые контратаки были нелепыми импровизациями, которые тут же гасились советскими войсками. На тот момент резерв 1-й танковой армии состоял из руководимого Кальманом Рапчаньи батальона «Марика», который насчитывал 40 солдат, две команды истребителей танков и сотни ополченцев, специально подвезенных на грузовых автомобилях.
Венгерское самоходное орудие «Нимрод»
Бои между сражавшимися сторонами были очень кровопролитными. Все несли большие потери. Так, например, разгромленная под Надьрарадом (Ордая-Гросвайрдайн) 12-я резервная дивизия с трудом восстановила свою прежнюю численность. К середине ноября она опять потеряла более половины всей пехоты. Огромные потери понесла насчитывавшая 4 тысячи человек 10-я пехотная дивизия. В первой половине декабря она была почти полностью уничтожена, из каждого полка, входившего в ее состав, с трудом можно было сформировать хотя бы полноценный батальон. Ситуация в немецких частях была немногим лучше. Но в этом не было ничего удивительного, так как обе венгерские дивизии приняли на себя острие советско-румынского удара. В венгерских частях началось моральное разложение солдат. Их боевой дух вызывал у немцев изрядные опасения. Журнал боевых действий группы армий «Юг» сообщал, что 12 ноября свои позиции покинули 100 солдат 12-й резервной дивизии. Всего же за период с 22 ноября по 4 декабря 1944 года из 10-й и 12-й венгерских дивизий дезертировало и перешло на советскую сторону около 1200 военнослужащих. В большинстве своем это были солдаты, которые были сведены в роты после полнейшего разгрома их прежней части. Выжив в прошлой мясорубке, они не намеревались погибать в новых боях. Особенно часто упоминания о подобных инцидентах встречались в немецких документах. В итоге складывалось впечатление, будто бы сражались только немцы. При этом германские офицеры совершенно забывали, что более 60 % сражавшейся на этом плацдарме пехоты было венгерской! Венгерские парашютисты, 6-й, 8-й, 38-й пехотные полки, 1-я танковая дивизия, 10-й разведывательный батальон были теми воинскими формированиями, которые снискали уважение у немецких солдат. Само немецкое командование неоднократно выражало им личную благодарность. Дезертирство было характерным явлением для сводных частей, там же, где офицеры и солдаты знали друг друга давно, подобные проявления были редкостью. 12-я резервная дивизия была сама по себе сформирована наспех. К тому же она была почти полностью уничтожена во время Дебреценского сражения. В начале ноября 1944 года она была, по сути, сформирована заново. 10-я пехотная дивизия в конце октября получила пополнение в количестве 2 тысяч человек, но все они были плохо подготовленными к войне новобранцами. В дезертирстве венгров нет ничего удивительного, если учесть, что на целую дивизию приходилось лишь 7 легких пулеметов. Подобные слабо вооруженные части уничтожались в первые же часы сражения. В итоге венгерские части предпочитали противостоять румынским наступающим войскам — в данном случае перебежчиков было значительно меньше. Не исключено, что сказывалась давнишняя нелюбовь обеих наций друг к другу.
